Мозгоед - Анастасия Монастырская Страница 20

— Ее право. Любой человек должен относится серьезно к тому, что делает.

— А как же «Улыбайтесь, господа…»?

— Барон Мюнхгаузен — последний романтик из тех, кому все-таки удалось вытащить себя из болота. Остальные так и не смогли выбраться из трясины.

— А ты бы смог?

— Я не романтик. Я из тех, кто говорит: «Лучшего друга, чем я, у тебя нет. Если твой дом сгорит, фирма обанкротится, жена уйдет к другому, а тебя не возьмут даже на биржу труда — приходи ко мне, посмеемся вместе».

— И приходят?

— Пока ни одного случая, что тоже хорошо — терпеть не могу чужие проблемы.

— Где деньги возьмешь? — я перевел беседу в меркантильное русло. — Может быть, стоит обыскать территорию и корпус? Большие деньги не так уж легко спрятать.

— Да какая разница, где они сейчас, — слукавил он. — Все равно пропадать! Глупо в свои последние дни думать о деньгах. Это пСшло!

Скажите, пожалуйста, какая цаца: о деньгах ему пСшло думать! Небось, когда брал их, то о пошлости не думал. Если на горизонте показался Бора-Бора, то остальные мысли уже не имеют значения. Я ни минуты не сомневался, что в данный момент Гоша отчаянно рисовался, но черт знает, почему, решил ему подиграть: хочет поговорить о смерти, отчего ж не поговорить?!

— С чего ты взял, что умрешь?! Язва желудка, конечно, малоприятно, но не смертельно. Да и от неврозов сейчас мало, кто отправляется на тот свет. У всех неврозы. Что ж теперь, от жизни отказываться?

— Меня предупреждали, что так и будет, — загадочно протянул он. — Нельзя было строить на этом месте, оно проклято. Тут по ночам болотные огоньки видны…

— Ты мне уже рассказал одну сказку на ночь, — перебил я. — Сейчас заведешь песню про маленьких танцующих человечков. Заснять не удалось, как они корчатся от твоих участников, у которых что ни слово, то полный ненорматив?! Интересно, бывает у привидений пляска святого Витта?

— Забавляешься? — беззлобно уточнил Гоша. — Ну-ну, посмотрим, что ты после скажешь… Между прочим, когда вскрывали гробницу Тутанхамона, тоже никто не верил в проклятие усыпальницы.

— И почему же это место проклято? — ехидничал я. — Здесь кого-то казнили?

— Можно сказать и так. Говорят, здесь в советские времена, особенно в войну, убивали душевнобольных. Вывозили, и…

— Еще скажи, что их расстреливали!

— А зачем пули тратить? Всего-то и надо, что привезти сюда и оставить в лесу. Место глухое, выбраться невозможно. Зимой просто замерзали, летом топли в болотах.

…Есть в этом месте что-то гнилое… Я ведь не в Бога, ни в черта не верил, а тут вдруг осознал, что душа у меня есть, и душа эта до последнего пристанища хочет добраться, ан нет — не дают болота!

— Гоша, что за бред ты несешь? Какие болота?

— Я пять лет здесь, — зашептал он вдруг жарко, нагнувшись ко мне. — Когда строили, кости находили. Человеческие. Сравнительно свеженькие. И на многих — следы насильственной смерти. Мы, когда одно болото осушали, сразу десять скелетов нашли — четыре женских, шесть мужских. Хотели даже сюжет сделать, но меня отговорили — черт знает, как аудитория отреагирует. Да и лишний шум тогда был ни к чему. Представляешь, крутить любовь на костях?! Вон Полинка сейчас в бунгало лежит, тлеет, а душа ее здесь бродит, отмщения просит. Ты сам посмотри — тут по ночам многое можно увидеть. Думаешь, с чего у ребят крыша едет?! Поживи с наше…

Он подтолкнул меня к окну, задернутому плотной занавеской. Гоша резко сорвал шторку, словно хотел показать фильм в пустом кинозале.

….В темном влажном мороке едва шевелились верхушки елей. С жутким скрипом покачивался фонарь, расплескивая тусклый свет по призрачной территории — но редкие блики тут же поглощала тьма. Вдруг со стороны «бунгало страсти», где мы оставили тело Полины, показалась темная фигура. Напрягая глаза, я так и не смог разобрать, мужчина это был или женщина. Порывистые, немного рваные движения: он двигался, танцуя, словно боялся наступить на еловый ковер. Шажок… еще шажок…

Я почувствовал, как тонкие острые иглы впиваются мне в ступни. Неужели заноза? Посмотрел вниз: из-под ремешков сандалий струилась кровь. Что за чертовщина? Но тут голову обхватил стальной обруч и заставил снова посмотреть в окно.

Он — или я? — шел, ведомый целью, стучавшей тамтамами в висках. Мне уже не хватало дыхания. Бум-бум-бум! Рефлекторно я вытер нос — ладонь была в крови. Я весь был в крови! Хотелось закричать, но теперь я не мог даже пошевелиться!

— Смотри! — кричал кто-то рядом. — Смотри же!

Чем ближе он подходил к дому, тем сильнее меня тянуло туда. Сквозь толстое стекло ноздри уловили болотный запах — флер тлена и ужаса. Чужого ужаса, не моего.

— Иди!

Тело, словно высвободилось из стальной оболочки. С облегчением и какой-то суеверной радостью я прижался к стеклу, ощущая, как сзади шумно и натужно дышит Гоша. Если он приблизится ко мне, то я его убью, — мелькнула в голове странная мысль. И тут же погасла. Это было мое, и только мое окно. Тянуло вниз, словно гигантский магнит приклеился к внутренностям и теперь не желал отпускать. В висках снова загудело и завизжало. Зубы ныли, словно по ним прошлась бормашина…

— Иди!

Длинные желтые ногти (откуда они появились?) отчаянно царапали стекло, оно трещало, поддаваясь натиску. Но что-то по-прежнему не давало вырваться, удерживая меня в комнате из последних сил. Я сопротивлялся, потому, что должен был быть внизу, вместе с тем, кто сейчас стоял под дождем. Он поднял голову, и я увидел его лицо…

— Убей или умри! Убей или умри!

— Стой! — Гоша вцепился в меня, силясь оттащить от разбитого окна. Мы оба теперь танцевали на осколках. — Куда ты, дурак?! Разобьешься!

Он наотмашь ударил меня по лицу. И сразу стало тихо, только на улице шелестел наивный летний дождь. Теплый и соленый, как кровь.

Я упал на пол. Во рту тоже стоял соленый вкус крови — сам себе прокусил язык. Дыхание выровнялось не сразу: в какой-то момент сердце остановилось. Всего на полсекунды. И снова застучало, отсчитывая спасительные удары.

— Ты видел? — жадно спросил Гоша и отхлебнул виски прямо из бутылки. — Ты, правда, его видел?

— Правда. Я его видел. Только не уверен, что это он.

— Неважно. Главное, и ты попался на удочку. А это, Дэн, всего лишь элемент моего нового шоу: «Маньяк под дождем». Как тебе название? По-моему будет хорошо продаваться. То-то же, — с мстительным удовлетворением произнес он. — Каким бы могло получиться шоу! Если бы не Полина и прочие… обстоятельства. Держи!

Он сунул мне бутылку и, высунувшись в окно, крикнул:

— Ребята, спасибо! Клиент готов! Можете идти спать.

В ответ раздалось веселое улюлюканье.

— С посвящением! Все-таки мы тебя сделали! Ты поверил! Если уж психиатр принял все за чистую монету, что говорить об остальных…