Картель правосудия - Фридрих Незнанский Страница 20

Уткин молча ходил следом.

– Ты хоть бы чаю предложил, на улице метет…

– Конечно, – он поставил чайник и порылся в холодильнике. – Ты голодна?

– В меру. Давай лучше выпьем чего-нибудь, столько лет не виделись, надо отметить.

Уткин принес бутылку сухого вина, вывернул пробку и наполнил бокалы. Все это он проделывал на автопилоте, так и не стряхнув с себя оцепенение, вызванное столь неожиданным явлением бывшей пассии. Он даже не предполагал, что встреча может быть ему настолько неприятна; хотелось побыстрее отделаться от незваной гостьи.

– Почему не шампанское? – капризно скривилась Лариса. – Разве повод не достаточно торжественный? Возвращение первой любви… или блудной жены, это уж как тебе больше нравится. Такое надо праздновать с размахом, с помпой.

– Что значит возвращение? – не понял Уткин.

– Возвращение, – она обратилась взором к своему маникюру, – это когда приезжаешь обратно, вновь появляешься, снова обращаешься к чему-либо прежнему… Кстати, у тебя чайник закипел.

Иван Сергеевич налил чаю и закурил:

– Ты надолго в Москву?

– Навсегда. Намоталась я по белу свету, надоело. Так что мы часто будем теперь видеться. Мужа своего прогнала…

– Какого по счету, если не секрет? – язвительно осведомился Уткин.

– Представь себе, единственного, – не менее язвительно отпарировала Лариса. – Что-то сдается мне, ты не слишком рад моему появлению.

– Ты удивительно проницательна.

– И ты больше абсолютно никаких чувств ко мне не испытываешь? Ведь тогда мы оба были молоды и оба по-своему неправы… Или ты так не считаешь?

Уткин пожал плечами, его взгляды на жизнь с тех пор мало изменились, как, впрочем, очевидно, и ее.

Едва пригубив из своего бокала и не притронувшись к чаю, она отправилась во второй обход квартиры и на письменном столе в кабинете Уткина обнаружила Катину фотографию.

– Кстати, я хочу видеть дочь.

– Это исключено, – категорически возразил Иван Сергеевич.

– Почему? – Лариса удивленно взглянула на него. – Ты думаешь, я ей не понравлюсь?

– Нет, я так не думаю, – Уткин смутился, – но, видишь ли, Катя уверена, что ты умерла, когда рожала ее…

– Это ты сам придумал? – саркастически усмехнулась Лариса. – Почему же в этом доме нет иконостаса с портретом матери-мученицы? Я что-то вообще не вижу своих фотографий.

– В альбоме… – хмуро кивнул Уткин в сторону книжного шкафа. Она стащила с полки толстый семейный альбом и удобно устроилась в кресле.

Лариса медленно листала страницы. В альбоме были в основном Катины снимки, и, разглядывая изображения дочери, она вдруг загрустила и, как показалось, Уткину даже прослезилась.

Иван Сергеевич мучительно соображал, как от нее отделаться. Конечно, Катя уже взрослая и, наверное, все поймет правильно, но мать, какая бы она ни была, всегда остается матерью, и его тогдашние мотивы для разрыва с Ларисой могут сегодня показаться дочери недостаточными, надуманными, мелочными и глупыми.

– Я хочу ее видеть. – Лариса захлопнула альбом и решительно поднялась.

– Я уже сказал, что это невозможно. – Уткин протестующе замотал головой. – Она считает тебя святой, так зачем разрушать это представление? Ты думаешь, она бросится тебе на шею и не спросит, где ты была все эти годы?

– Я так понимаю, что с тобой она не живет. – Лариса пропустила его протест мимо ушей. – Она замужем? Хотя нет, я же не видела ее свадебных фотографий. Значит, ей осточертела папочкина опека и она свила собственное гнездышко. Чем она занимается? Конечно, юриспруденцией?

Иван Сергеевич почувствовал непреодолимое желание выпить. Он сходил на кухню и глотнул еще вина, хотя сейчас ему явно требовалось кое-что покрепче, но он вообще не пил и ничего крепче кофе в доме не держал. И эту бутылку принесла Катя, когда приходила в первый раз с Эльдаром. Семейного ужина тогда как-то не получилось – не сошлись характерами с первых слов, вот и стояла неприкаянная в пустом баре.

– Ты же помнишь, я очень настойчива. Если ее адрес не дашь мне ты, отыщу сама.

– Делай что хочешь, во всяком случае, на мою помощь лучше не рассчитывай. – Он вышел в прихожую и снял с вешалки Ларисино пальто. – Твой визит и так затянулся, у меня много дел. Извини за прохладный прием, до свидания.

– Ты меня выгоняешь? – возмутилась она. – Да, я вижу, у тебя не только волос поубавилось – сердце у тебя тоже облысело! – (Уткин вспомнил: это выражение было из ее обширного адвокатского репертуара). – Нет, я так просто не уйду, не надейся. – Она бросилась к письменному столу и принялась перерывать блокноты и записные книжки. – Мне нужен ее адрес и телефон.

Взбешенный Уткин схватил Ларису за руку, отодрал от стола и поволок вон из квартиры. У выхода из подъезда он вручил ей пальто и сумочку и обратился к охраннику:

– Видите эту женщину? Если она еще раз появится в доме, у вас будут большие неприятности. То же передайте и своим сменщикам, все ясно?

Охранник, которому Лариса сказала, что она сестра Уткина, виновато кивал головой.

– Ты обо мне еще услышишь. – Лариса, гордо вскинув голову, вышла, хлопнув дверью. Но на улице тут же поскользнулась и грохнулась на землю.

Прошла неделя. Лариса больше не появлялась и не звонила. Звонила Катя, но о появлении матери не обмолвилась и словом, либо Лариса ее еще не отыскала, либо просто выжидала удобного момента для воссоединения с дочерью.

Было первое воскресенье нового года, Уткин собирался поработать с утра с бумагами, а после обеда сосед по площадке пригласил его на лыжную прогулку.

Сварив кофе, Иван Сергеевич вдруг обнаружил, что у него кончились сигареты, а нового блока «Мальборо», который каждую неделю покупала ему домработница, почему-то не оказалось в кухонном шкафу. Работать без сигарет Уткин не привык и потому отправился в магазин за углом. Он купил сигареты и прошелся немного по скверику, расположенному в ста метрах от дома.

Когда он вернулся домой, первое, что он увидел, было Ларисино кожаное пальто на вешалке в прихожей. Им снова овладело бешенство: как она посмела явиться сюда снова и откуда у нее ключ?!

К сожалению, ответов на свои закономерные вопросы Иван Сергеевич получить не смог.

Когда он вошел на кухню, Лариса лежала на полу, ее некогда нежную шею тугим узлом перетягивал его собственный галстук. Сиреневый с голубыми ромбами. Лариса была мертва. В квартире повсюду присутствовали следы борьбы, мебель оказалась сдвинута, посуда на кухне разбита.

Не веря своим глазам, Уткин осмотрел тело Ларисы – пульс не прощупывался, лицо посинело и покрылось мелкой сеточкой подкожных кровоизлияний, глаза почти вылезли из орбит. Она, несомненно, была удушена, причем всего несколько минут назад: тело еще не остыло.