Прах к праху - Элизабет Джордж Страница 20

Она слабо покачала головой:

— Пройдет. Мигрень. — Глаза миссис Уайтлоу наполнились слезами, и она расширила их, видимо, в попытке удержать слезы. — Кен… он знал.

— Знал?

— Что делать. — Губы у нее пересохли. Кожа словно потрескалась, как старая глазурь на фарфоре. — С моей головой. Он знал. Он всегда заставлял боль отступить.

Но не эту боль, подумал Линли и сказал:

— Вы одна в доме, миссис Уайтлоу? — Она кивнула. — Позвонить кому-нибудь? — Губы сложились в слово «нет». — Мой сержант может остаться с вами на ночь.

Рука Мириам Уайтлоу слегка качнулась в знак отказа.

— Я… У меня… — Она усиленно моргала. — У меня… сейчас все пройдет, — проговорила она слабым голосом. — Прошу меня извинить. Я сожалею. Это шок.

— Не извиняйтесь. Все нормально.

Они ждали в тишине, нарушаемой только шипением горевшего угля и тиканьем многочисленных часов. Линли чувствовал, как на него со всех сторон давит эта комната. Ему хотелось распахнуть витражные окна. Но он остался на месте и положил руку на плечо миссис Уайтлоу.

Она стала приподниматься. Сержант Хейверс пришла ей на помощь. Вместе с Линли они помогли Мириам Уайтлоу сесть, а затем подняться на ноги. Она пошатнулась. Поддерживая под локти, Линли и Барбара подвели ее к одному из мягких кресел. Сержант подала миссис Уайтлоу очки, Линли нашел под креслом ее носовой платок и закутал плечи покрывалом.

Откашлявшись, хозяйка дома не без достоинства поблагодарила, надела очки, поправила одежду и нерешительно проговорила:

— Если вы не против… Не могли бы вы подать мне и туфли. — И только когда туфли оказались у нее на ногах, она заговорила снова. И сделала это, прижав дрожащие пальцы к виску, словно пытаясь утихомирить боль, раскалывающую череп. Тихим голосом она спросила: — Вы уверены?

— Что это Флеминг?

— Если был пожар, вполне возможно, что тело… — Она так крепко сжала губы, что под кожей проступили очертания челюсти. — Разве не могла произойти ошибка?

— Вы забываете. Пожар был не такого рода, — сказал Линли. — Он не обгорел. Тело лишь изменило цвет. — Когда Мириам Уайтлоу вздрогнула, он быстро добавил, чтобы успокоить ее: — От угарного газа. От попадания дыма в легкие кожа стала багровой. Но это не помешало его жене опознать его.

— Никто мне не сказал, — печально произнесла она. — Никто так и не позвонил.

— Как правило, полиция первой уведомляет семью. Оттуда его забирают родные.

— Родные, — повторила она. — Да. Конечно. Линли занял кресло, в котором до этого сидела миссис Уайтлоу, а сержант Хейверс вернулась на свою исходную позицию и приготовила блокнот. Миссис Уайтлоу все еще была очень бледна, и Линли невольно подумал о том, какой продолжительности беседу она сможет выдержать.

Миссис Уайтлоу разглядывала узор персидского ковра. Говорила она медленно, как будто вспоминая каждое слово за мгновение перед тем, как его произнести.

— Кен сказал, что он собирается… в Грецию. Несколько дней поплавает там на яхте, так он сказал. С сыном.

— Вы упомянули Джимми.

—Да. Его сын. Джимми. На его день рождения. Из-за этого Кен даже прервал тренировки. Он должен был… они должны были лететь из Гэтвика.

— Когда?

— Вечером в среду. Он месяцами составлял план, как все будет. Это был подарок Джимми на день рождения. Они ехали только вдвоем.

— Вы уверены насчет путешествия? Вы уверены, что он собирался лететь в среду вечером?

— Я помогла ему отнести багаж в машину.

— В такси?

— Нет. В его машину. Я предложила отвезти его в аэропорт, но он всего несколько недель как купил эту машину. Он был рад предлогу прокатиться на ней. Он собирался заехать за Джимми и потом — в аэропорт. Они вдвоем. На яхте. По островам. Всего на несколько дней, потому что осталось совсем немного до первого международного матча. — Ее глаза наполнились слезами. Она промокнула платком под глазами и откашлялась. — Простите меня.

— Ничего. Все нормально. — Линли подождал минуту, пока она собиралась с духом, и спросил: — А что у него была за машина?

— «Лотус».

— Модель?

— Не знаю. Она была старая. Отреставрированная. Низкой посадки. Фары удлиненные.

— «Лотус-7»?

— Зеленая.

— Рядом с коттеджем никакого «лотуса» не было. Только «астон-мартин» в гараже.

— Это, должно быть, Габриэллы, — сказала она. Прижала платок к верхней губе и продолжала говорить, не отнимая его, на глазах у нее снова выступили слезы. — Я не могу представить, что он умер. Он был здесь в среду. Мы вместе поужинали пораньше. Разговаривали о том, как идут дела в типографии. О матчах этого лета. Об австралийском боулере. Об угрозе, которую он представлял для него как для бэтс-мена. Кен волновался, включат ли его снова в состав английской сборной. Я сказала, что его страхи просто смешны. Он такой великолепный игрок. Всегда в форме. С чего ему волноваться, что его не включат? Он такой… Настоящее время… О боже, я говорю о нем в настоящем времени. Это потому, что он… он был… Простите меня, пожалуйста. Прошу вас. Пожалуйста. Не могу взять себя в руки. Я не должна раскисать. Не должна. Потом. Потом можно и раскиснуть. Нужно кое-что выполнить. Я это знаю. Знаю.

Линли налил в рюмку остаток хереса — от силы глоток — и подал миссис Уайтлоу, поддерживая ее руку. Она выпила вино залпом, словно лекарство.

— Джимми, — сказала она. — А его в коттедже не было?

— Только Флеминг.

— Только Кен. — Она перевела взгляд на огонь. Линли увидел, как она сглотнула, увидел, как сжались, потом расслабились пальцы.

— Что такое? — спросил он,

— Ничего. Это совсем не важно.

— Позвольте мне об этом судить, миссис Уайт-лоу.

Она облизнула губы.

— Джимми ждал, что его отец заедет за ним в среду вечером, чтобы ехать в аэропорт. Если бы Кен не приехал, он позвонил бы сюда — узнать, что случилось.

— А он не звонил?

— Нет.

— Вы были здесь, дома, после отъезда Флеминга в среду вечером? Никуда не уезжали? Хотя бы на несколько минут? Может, вы пропустили его звонок?

— Я была здесь. Никто не звонил. — Ее глаза чуть расширились. — Нет. Это не совсем так.

— Кто-то звонил?

— Раньше. Как раз перед ужином. Кену, не мне.

— Вы знаете, кто это был?

— Гай Моллисон.

В течение ряда лет бессменный капитан английской сборной, подумал Линли. В том, что он звонил Флемингу, не было ничего странного. Но выбор времени наводил на размышления.

— Вы слышали слова Флеминга?