Чужая кожа - Ирина Лобусова Страница 20

— В обмен на что?

— Я уже сказал: на подпись о том, что вы не имеете никаких претензий, и еще на то, что вы уедете после получения денег. Уедете совсем. В любом случае вам придется подписать бумагу, что вы никаких претензий к Виргу не имеете.

Я замолчала, пытаясь прийти в себя. О сексуальных странностях Вирга Сафина я догадалась и так. И, видимо, Сафин посчитал, что я страшно этим возмущена и шокирована, но самое потрясающее мое открытие заключалось в том, что ни шокирована, ни возмущена я не была. Почему? Я и сама не знала.

Адвокат, между тем, не успокаивался.

— Насколько я понимаю, было жесткое изнасилование, и вы можете требовать большую компенсацию. Так вот: Вирг Сафин готов дать вам деньги, оплатить обратную дорогу и сделать так, чтобы вы спокойно вернулись домой. Он предлагает вам хорошие деньги. Пятьдесят тысяч долларов — это хорошие деньги за одну страшную ночь. Подумайте. В любом случае вы оказываетесь в выигрыше. Вам остается только взять деньги и поставить свою подпись.

— Я ничего подписывать не буду, не возьму никаких денег и не собираюсь уезжать отсюда, — четко отрезала я.

— Что?

— То, что слышал. Я не буду брать никаких денег. Я никогда не причиню Сафину никаких неприятностей, поэтому никакие бумаги подписывать не буду. Кроме того, не было никакого изнасилования. Все произошло по обоюдному согласию, и ничего страшного не было. А из Киева я уеду только в том случае, если Вирг Сафин скажет мне это сам лично. И без разговора с ним я не сдвинусь с места. Поэтому я больше не хочу видеть вас в своей квартире, не хочу, чтобы вы здесь появлялись. Немедленно уходите!

Я не знаю, откуда взяла слова, чтобы отрезать так, но они просто полились из меня сплошным потоком, расставляя все по своим местам. Как будто во мне открыли какой-то кран.

Адвокат надулся, как индюк. Лысина покраснела, и капли пота заблестели еще ярче. Казалось — вот-вот взорвется, и всю эту надутую спесь разнесет на мелкие куски.

— Послушай меня внимательно! Очень хорошо послушай. Самое разумное в твоей ситуации — это взять деньги и побыстрее свалить. Все равно кроме денег ты ничего не получишь. Если ты рассчитываешь на то, что Сафин на тебе женится, то есть серьезные причины, по которым он не женится на тебе никогда. Он просто немного поиграется с тобой и выбросит на помойку. Но после этих игр ты выйдешь серьезно покалеченной. Ты уже поняла. Поэтому самое разумное, что ты можешь выиграть, — это деньги. Потом их уже никто не даст. А если будешь упрямиться и продолжать, и денег не получишь, и потеряешь жизнь.

Наверняка он собирался меня испугать, но не испугал. Наоборот, сделал еще злее, хотя я не собиралась это показывать.

Видя, что в разговоре наступила пауза, он протянул мне какие-то официальные бумажки — несколько штук сразу. Я их взяла, и лицо его расслабилось. Взяв бумажки обеими руками, я ухмыльнулась.

Дальше произошло то, что и должно было произойти. Я порвала бумажки, «ученые записки кота Мура», на мелкие клочки и бросила в жирную лысину. Зашипев, как раскаленная сковорода, на которую плеснули водой, он выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью… Яркий луч солнца на уничтоженных документах, которыми пытался откупиться от меня Вирг Сафин. Занавес.

Я одела свитер с длинными рукавами, к счастью, руки не болели, и вышла из дома, чтобы узнать самое главное: кто и зачем хочет меня убить, какое отношение к этому имеет Вирг Сафин, оплатил ли он мое убийство? И я узнаю это рано или поздно.

Вспоминая сейчас тот день, я думаю, что принять такое решение было достаточно отчаянным поступком, находясь абсолютно одна в чужом городе, не имея знакомых, да еще и в ситуации, которую не пожелаешь и врагу. Не знаю, что втемяшилось тогда в мою голову. Но в том, что решение мое было правильным, я не сомневалась ни секунды.

Пожар в туалете галереи не был случайностью. Меня хотели убить. Это страшным криком кричала моя интуиция, а интуиция не обманывала меня никогда.

Галерею нашла не сразу — пришлось пройти достаточно много по шумному проспекту. Переулки казались мне одинаковыми, недвижимость в них стоила дороже килограммов платины.

Эти переулки сохраняли очарование старого города, как еле уловимый аромат дорогих духов. Шлейф этого драгоценного запаха стариной атмосферы тянулся шлейфом вдоль старых домов, превращенных в дорогие особняки. Несмотря на роскошный ремонт и суперсовременные системы охраны, они все равно казались старыми и вызывали странную грусть. Так бывает в присутствии мира, который невозвратно ушел.

В третьем переулке я нашла черную запертую густую решетку, наглухо перекрывающую вход, и совсем пустую парковку. Я узнала галерею, в которой была словно в чужой жизни. Где же роскошные плакаты с подсветкой во всю стену, с фотографиями, заставляющими замереть дыхание? Где неоновые огни? Огни, конечно, днем не положены, но плакаты где? Неужели я снова ошиблась, и это не тот дом?

Обогнув правый угол запертого здания, я словно в насмешку наткнулась на огромную погасшую вывеску с названием галереи. А на стене черные цифры — нужный мне номер дома.

Но в галерее — никакой жизни. Нет и признаков того, что выставка Вирга Сафина была здесь. Я не понимала, хотя очень пыталась понять, поэтому медленно пошла вокруг, осторожно посматривая на решетку и стены, — я искала окна сгоревшего туалета.

Шаги заставили меня замереть на месте. Из-за стены появилось нечто лохмато-джинсовое с огромным фотоаппаратом на щуплой груди — существо, не похожее на бульдожьих секьюрити, на которых мне довелось насмотреться.

Когда существо приблизилось, я рассмотрела молодого парня лет двадцати — двадцати пяти, длинноволосого, лохматого, в модных рваных джинсах, богемного вида, совсем не похожего на посетителей выставки. Сердце болезненно екнуло: мне показалось, что так же мог бы выглядеть Вирг Сафин, если бы он не добился успеха, а остался непризнанным художником из авангардной тусовки и жил в подвале, а не в особняке.

— Эй, это ведь тебя вытащили из горящего туалета завернутую, как сосиска в тесте? — глядя на меня в упор, сказал парень.

От страха у меня подкосились ноги, и я сделала шаг назад. Но этот лохматый парень был не страшный, его лицо выражало внимательное любопытство — такое любопытство совсем не бывает праздным.

— Да ты не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю! — от парня не укрылась моя попытка сбежать, — но это ведь ты была, точно? Я тебя узнал! Тебя тащили совсем бесчувственную. Ты, наверное, и не помнишь.

— Кто тащил? — машинально спросила я.

— Трое охранников. Ты правда не помнишь? — парень нахмурился.

— Откуда ты это знаешь?

— Да я тебя сфотографировал, когда переполох начался. Вот, смотри! Да не бойся ты так, я тебя не съем!

Он достал из кармана смартфон и стал просматривать разные снимки. Затем нашел и увеличил изображение. Я ахнула.

Меня, и правда, несли трое охранников в форме галереи, завернутую в какое-то цветное покрывало, как в кулек. Один держал за плечи, другой — за талию, третий — за ноги. Несли, как на субботниках когда-то таскали бревно. Кадр получился четким. Мои длинные волосы волочились по земле, лицо было открыто — его хорошо было видно. Несмотря на то, что глаза были закрыты, узнать меня можно было легко.