Что скрывают красные маки - Виктория Платова Страница 2

— А сейчас?

— Сейчас есть возможность их избежать. Если ты, конечно, решишь проблему, брателло.

— И как ты предлагаешь ее… решить?

— Ты знаешь ответ.

— Понятия не имею, о чем ты.

— Два и два, Шух. Сложи два и два.

— Что-то не складывается, Акела.

— Лады. Я сегодня добрый и потому даю подсказку: чтобы пасть не распахнулась в самый неподходящий момент, ее надо закрыть. Навсегда. Теперь ясно?

— Га-ад! Га-ааад!

— Стукнись башкой о камень…

— Не полегчает от этого! Не полегчает. И ты не заставишь меня…

— Я? Да я даже париться не буду. Сейчас свистну Мокше, и он отпустит сопляка. И конец твоему кино. Ни в одном фильме больше не снимешься, даже на сраный эпизод не возьмут. Так мне свистеть?

— Погоди. Я поговорю с мальчишкой. Мы с ним неплохо ладим. Он послушает меня.

— А, да. Кем вы там друг другу приходитесь в вашей дебильной киношке?

— Братьями. Он — мой младший брат.

— Он — не твой младший брат. И он тебе ничего не должен. А ты — ему. Но он оказался в ненужное время в неправильном месте. Это надо исправить.

— Не таким способом, как ты предлагаешь.

— Знаешь способ лучше?

— Я поговорю с ним. Может, он и не видел ничего.

— Примерно это он и скажет тебе: я ничего не видел. Я бы так и поступил на его месте. А потом ждал бы, когда добренький Шух меня отпустит. Шух ведь лучший парень на свете. Одна беда, он — убийца.

— Заткнись!

— Боишься, что сопляк услышит?

— Я… я не убивал.

— Несчастный случай, а-ха-ха-ха! Плавали, знаем. Сам себе этим мозги канифоль. Мне — не надо.

— Я не сделаю того, что ты предлагаешь.

— Мне свистеть?

— Подожди. Должен быть другой выход.

— Нет другого выхода. Либо ты отпускаешь сопляка, либо решаешь проблему.

— Должен быть другой выход.

— Прикинь, как расстроятся твои родаки, когда узнают, что произошло. Знаменитость всесоюзного масштаба — и такая запендя. А остальные тебя на куски порвут. И больше ни одного фильма. Ни одного, брателло Шух.

— Я… не могу этого сделать.

— Да брось ты. С сучкой ведь прокатило. Как по маслу. Э-э… Ты чего? Никак блевануть задумал? Не знал, что ты такой слабак.

— Все в порядке. В порядке. А если… Если Мокша…

— Предлагаешь Мокше вынести за тобой твое же говнище? Так не пойдет, брателло. Тут каждый за себя. И за тебя немного, конечно. При условии, что косяки ты исправляешь сам.

— Я не смогу. Потому что это уже не несчастный случай.

— Самый что ни на есть. Не ссы, Шух. Пара неприятных минут — и все будет, как раньше. Хочешь, чтобы все было, как раньше?

— Как раньше уже не будет, так? Ты сам говорил…

— Будет по-другому. Но всяко лучше, чем сейчас.

— Он маленький. Слабый. Я не могу.

— Тебе решать, Шух.

— Нет. Не могу.

* * *

— Тебе не сделали больно, малыш?

— Нет.

— Я же вижу. Вон и царапина на шее.

— У тебя тоже царапина на шее.

— Что? Вот черт!.. Че-еерт. Ну, ничего страшного. Мы же братья, да? Так что если у одного что-то прибавилось, то и у другого прибавляется тоже. Я прав, Генка?

— Да. Только я не Генка. Я Сережа.

— Прости-прости. Генка ты на съемках. Вот я и забыл. Тупо вжился в образ. Кино ведь такая штука. Все на свете забываешь. Я прав?

— Да.

— Ничего нет лучше, чем кино.

— Да.

— И сам уже не знаешь, где настоящее, а где придуманное. Стоишь — и глазам своим не веришь. У тебя так бывает, Генк… Сережа?

— Да.

— Вот и у меня. Постоянно. А еще я люблю репетировать всякие сцены с друзьями. Даже когда Анатолия Михалыча нет рядом… Так, для себя, чтобы быть в форме. Михалыч — хороший мужик и режиссер классный. Согласен?

— Да.

— Не больно ты разговорчивый.

— И на лбу тоже царапина. У тебя.

— Хм… Будем считать, что это — производственная травма. Знаешь, что такое производственная травма?

— Да.

— Надо же!

— У папы была такая. Произ… Производственная. Ему паром руку обожгло. Сильно.

— Но теперь-то все в порядке?

— Да.

— А царапина заживет. По сравнению с рукой все это — пустяки. Как думаешь?

— Да.

— Гримом замажут — всего делов. Будем с тобой и дальше сниматься.

— Сегодня за мной папа приезжает.

— А… Точно. С тобой уже все отсняли. А мы ни разу и не поговорили толком. Даром что братья. Но еще поговорим ведь? А? Что молчишь? Ну… Хочешь, я этому Мокше уши оборву? Будет знать, как маленьких обижать.

— Нет.

— А хочешь, подарю тебе свой ремень? Зэканский ремень, мне его из Штатов притаранили. Ни у кого такого нет. Сейчас, погоди… М-мм. Забыл. Забыл его надеть с утра. Но перед отъездом обязательно получишь.

— Не забыл.

— Что?

— Ты его не забыл.

— Ну да черт с ним, с ремнем. Потом с ним разберемся, да?

— Нет.

— Я и говорю, черт с ним. Но если хочешь знать…

— Не хочу.

— Царапины… э-э… ненастоящие. Так надо для фильма. Мы тут кое-что придумывали по ходу дела. Одну сцену. В сценарии ее нет, но Михалычу точно понравится. Так что, если ты здесь что-то увидел… И тебе это показалось странным… Просто помни — это кино. Все понарошку — как царапины. А от настоящих фиг отличишь, правда?

— Да.

— Так-так. Лишнего слова из тебя не вытянуть. Молчун, да? Вообще это хорошее дело — быть молчуном. Молчуны — самые верные друзья. Мне как раз нужен такой. Будешь мне другом? Ну?

— Нет.

— Обиделся? Из-за того громилы? Я же предлагал ему уши надрать.

— Из-за тебя.

— А что со мной не так?

— Я думал, ты хороший. Самый лучший.

— Я и есть хороший. Самый лучший. Твой брат, пусть и в кино. Твой друг. Ты в каком классе учишься?