Предел несовершенства - Людмила Феррис Страница 2

— Я твоя подруга и друг, — соглашался он и добавлял: — Мое слово — стена.

— Почему ты называешь меня Мед? Мед — это приторно! Противно!

— Противно — это какой? Мед — это красиво, это хорошо. Ты мед!

Уже три месяца они были вместе, вместе засыпали и просыпались каждый день, и это было настоящим чудом, чудом любви, счастья, бесконечной радости. Хотя, казалось бы, ничего общего между ними не было, сплошные несовпадения: инженер-программист и журналист, русская и американец. Но так и происходит в жизни: встречаются и притягиваются противоположности, как плюс и минус.

Чтобы удержать, сохранить, не спугнуть это счастье, расширить знания про другую страну, Юлька читала в Интернете об особенностях американских мужчин, и оказывалось, что американцы близки русской широкой душе, для них важны семейные ценности, здоровое питание и такой же здоровый образ жизни и спорт. Общение с Кевином только подтверждало то, что писали в Интернете. Он занимался по утрам зарядкой, обливался водой и вообще следил за своим телом.

— Утром надо сок, витамин. — Кевин брал с полки соковыжималку, которая у Юльки, конечно, ни разу не использовалась, колдовал над ней и протягивал ей стакан сока.

— Как тебе не лень, Кевин?

— Не понимаю, Джулия. Это важно для здоровья!

Еще для здоровья была важна каша по утрам, фруктовый суп и кукуруза. Вот с кукурузой возникли определенные проблемы: не росла кукуруза в Сибири, а на полках стояла только кукурузная мука, на которую американец смотрел с подозрением.

— Кукурузный должен быть желтый. Она белый. Это не кукурузный! Это опасно!

— Кукурузный! Еще какой кукурузный, — передразнивала его Юлька. — Только у нас, наверное, технология другая, и желтизны нет.

Что Кевин совсем забраковал, так это креветки. Осмотрев самую дорогую магазинную упаковку, он произнес:

— Это есть нельзя.

— Это хорошие дорогие креветки. Я их ела, они вкусные.

— Нет, Джулия, это много снег, грязный лед, а не продукт, нет креветки! Я не могу, чтоб ты есть. Нельзя.

— Ну хорошо, нельзя так нельзя. — Юлька не сопротивлялась, она вообще словно плавно плыла по течению в реке любви и желания, где выполнялись все ее прихоти, где ею гордились, ее обожали и любили — страстно, нежно и, конечно, навсегда.

На работе ответсек Мила Сергеевна сразу заметила перемену.

— Ну, Сорнева, ты сияешь, как начищенный самовар. Улыбаешься все время. Как американкой стала, все с улыбкой ходишь и глаза счастьем светятся. Я правильно тебе говорила: не упускай свое счастье, держись за Америку. Он хоть богатый?

— Милочка Сергеевна, дорогая, да при чем тут богатство! Он обычный инженер-программист, вот была возможность в России пожить некоторое время, работу на расстоянии делать, он этим и воспользовался. Сейчас возвращается назад, в Америку. Кстати, почему я самовар? Он же мужского рода.

— Как в Америку? Ты разве замуж за него не выходишь, Сорнева? А самовар просто в голову пришел, если не хочешь, будь самоварихой. Ты не увиливай про замужество!

— В принципе, выхожу.

— В каком принципе? Тоже мне журналист называется!

— Замуж выхожу, но только после того, как Кевин определится со сдачей последнего проекта, вернется опять в Россию, и тогда заявление подадим.

— Ой, Юлька, не нравится мне это, что он туда-сюда мотается! А вдруг у него в Америке семья? Все-таки ты самовар, Сорнева.

— Не придумывайте, Мила Сергеевна!

— Вы в какой стране собираетесь жить? Надеюсь, в Америке?

— Нет, в России. Мы будем жить в России, потому что я без своей родины не смогу, а Кевин не сможет без меня. Вот сейчас пойду в статье очередной раз воспевать свой город.

— У тебя песни, Сорнева, очень громкие. Правда, есть плюс: газета влет уходит.

— У меня тема нынче — сплошной позитив. Сейчас я пишу про молодых специалистов, например, про технолога Анастасию Ельчинскую, которая приехала по распределению из московского вуза в нашу Сибирь. Она металловед, врач по металлу. Мы договорились, что встретимся в ее перерыв на рабочем месте, чтобы мне своими глазами посмотреть, как она преодолевает трудности. Пропуск заказан, и меня ждут!

— Ой, болтушка ты, Юлька, болтушка! Бог с ними, с твоими героями. Самое главное, что ты счастье нашла. А мне вот даже на сайте знакомств не везет — все старики какие-то попадаются.

Юлька хотела было ответить, что самой Миле Сергеевне, в общем, тоже не восемнадцать, но передумала и мысленно пожелала ей счастья.

В заводском цехе было шумно, недалеко от входа стучал пресс, образуя облака пара, и чтобы показать, куда идти дальше, Юле дали сопровождающего — табельщицу цеха, и Юля не отставала от нее ни на шаг. Территория завода ей показалась огромной, как аэродром.

— Долго еще?

— Вон за тем пролетом!

Юля и ее спутница дошли до пролета и повернули направо.

— Вам туда. — Табельщица махнула рукой. — Идите вперед, не заблудитесь.

На участке было тихо и светло, гудели промышленные печи, блестели ванны, наполненные какими-то жидкостями. Вокруг — никого. Юля огляделась.

— Ау, есть кто живой? Ауууууу! — Ей показалось, что около большой ванны шевельнулась девичья фигура.

— Здравствуйте, мне нужна технолог Ельчинская. Анастасия Ельчинская. Где мне ее найти?

Темная фигура медленно приближалась к Юлии, в ней читалось сильное напряжение, пальцы сжались в кулак так, что побелели косточки, в глазах стоял ужас.

— Где мне найти Анастасию Ельчинскую?

Девушка посмотрела на нее невидящим взглядом.

— Что случилось? Что у вас случилось? Я могу помочь?

Незнакомка затряслась и молча показала на гальванические ванны, после чего застыла на месте. Юлька быстро шагнула вперед и увидела, что в проходе между ваннами лежит мужчина в темном халате. Она потрогала его за ноги.

— Гражданин, вам плохо?

Человек молчал. Тут внезапно заговорила девушка:

— Настя Ельчинская — это я. А вы журналистка Юлия Сорнева? Это мы с вами договаривались о встрече? Видите, какие у нас тут дела!

— Настя, вызывайте «Скорую», человеку плохо!

— Да-да, — потерянно отозвалась Настя. — Это наш гальваник Федор Павлович. Он мертвый, у него пульса нет, я искала.

Настя затряслась и громко заплакала, а Юлька начала набирать номер «Скорой».