Тайное сокровище Айвазовского - Юлия Алейникова Страница 2

Ленинград, 1975 год

Тоскливо скрипели за окном обледеневшие старые деревья, тревожные тени метались по стенам и потолку ветхого особняка. Исследованные при свете дня залы казались незнакомыми, таинственными, словно иллюстрации к готическому роману.

Тихий посвист поземки на каменных ступенях террасы долетал сквозь старые рассохшиеся рамы, неряшливо заткнутые ватой.

Они точно знали, что в этот ночной час ни души не было во всем здании, но отчего-то дрожали и крались так неуверенно, точно боялись спугнуть призрака.

— Куда теперь? — остановился посреди стылого вестибюля грузный высокий мужчина в ватнике и поношенном треухе. — Не тяни, а ну как до утра не управимся.

— Не бойся, должны все успеть, — ответил тихий голос. Обладатель голоса был невысоким, худощавым, в поношенном нелепом пальто, сидевшем на сутулой фигуре как с чужого плеча. — Пойдем. Нам на второй этаж.

Осторожно поднялись по скрипучей дубовой лестнице, держась за широкие, отполированные за два века сотнями рук перила. Вошли в парадную анфиладу.

Одна, другая, третья зала. Украшенные лепниной, заброшенные и унылые, как кладбищенские склепы, они навевали ужас.

А может, это только казалось, потому что шли они по тайному делу, незваные и чужие в этом старом доме. Темная стремительная тень пронеслась за окном, сердца их забились испуганно, и они замерли, прислушиваясь.

— Ворона, — хрипло пояснил коренастый.

— Да, — торопливо согласился с товарищем худой, и оба пошли дальше.

Они добрались до углового кабинета. В окно сквозь высокие голые окна смотрела луна, пронизывала комнату насквозь, словно наполняла ее осязаемым на ощупь светом.

— Где? — нетерпеливо спросил коренастый, нервно облизываясь и воровато глядя по сторонам.

— Здесь, за камином. Видишь эту декоративную панель? — Худой подошел к отделанному мрамором камину и указал на пространство над каминной полкой. На панели выбит был барельеф — кораблекрушение. Редкий сюжет для украшения каминов. Худой провел пальцами по шероховатой холодной поверхности. Неужели это все? Осталось протянуть руку…

Коренастый подошел, встал рядом, лицо его исказилось диковатой усмешкой.

— Вот и добрались, — блаженно проговорил он. И строго добавил: — Делить будем сразу. Как договаривались — мне две трети, тебе треть.

Худой отступил на пару шагов. Лицо, бледное в свете луны, с тонкими правильными чертами, исказилось. Он нагнулся, поднял с пола кувалду и, с трудом замахнувшись, опустил ее на голову своего компаньона.

Коренастый рухнул. Его убийца, оттащив покойного за ногу от камина, снова поднял кувалду. Удар, другой — старинный особняк замер от испуга, а барельеф, украшавший дымоход, разлетелся вдребезги. Кувалда обрушилась на кирпичи. Спустя полчаса все было кончено. Темный зев дымохода зиял, как ворота преисподней. Худой, утерев рукавом пот, отбросил кувалду, подтащил валявшийся в углу стул, встал на него и запустил руку в пробитую им амбразуру.

Он пыхтел, пытался залезть глубже. Вскарабкался на каминную доску, засунул в дыру голову, засветил спичку. Стон отчаяния слышался все громче. Худой нанес еще два удара по старой кирпичной кладке, увеличил пролом, снова потянулся к дымоходу, перерыл кирпичный мусор, насыпавшийся в зев камина, но ничего не нашел.

— Не может быть! Не может быть! — утирая тыльной стороной руки пот, взвыл худой. Потом отчаянно, по-бабьи разрыдался. — Все напрасно! — крикнул он в залитый бледной луной равнодушный сад. Красота зимней ночи не тронула его, только напомнила, что на улице мороз, а он вспотел и может простыть.

Он еще раз с ненавистью взглянул на лежащее у его ног тело, бросил кувалду и вышел из комнаты шаркающими шагами.