Взрослое лето - Владимир Голубев Страница 2

По воскресеньям они с мамой выбираются в родной посёлок. Посещение начинается с церкви, а после магазины, библиотека, а заканчивается всё походом в гости к маминым друзьям. Алёнке удаётся заскочить на несколько минут к ребятам с родной улицы – проверить электронную почту и навестить социальные сети. Но в почтовом ящике пустота, писем нет, только реклама и спам, да и откуда взяться общению, письмам или лайкам, если ты целыми неделями вне зоны доступа, точнее, в глухом лесу. Как говорит странный сосед, дядя Петя: «Из нуля не родишь и червя».

Иногда они заходят домой: мама забирает у жильцов оплату за проживание или берёт понадобившиеся вещи. Грустно, пахнет чужими людьми и грязными вещами. Ещё хуже, когда наблюдаешь за устроенным рабочими в любимых комнатах бардаком. И от этого такое досадное ощущение, словно это внутрь тебя самого проникли посторонние существа и нагадили, а ты не можешь ничего сделать, даже убраться за ними. И ты шепчешь маме: «Скажи этим, чтобы навели порядок, ну сама посмотри». А она краснеет и начинает размахивать руками и даже повышать голос на строителей, но как-то нескладно, нестрашно, не то что тётя Люба. Но и с этими ощущениями надо как-то жить.

Только вечером, в 19 часов 15 минут, на предпоследнем автобусе мама с дочерью, обнявшись, трясутся в автобусе по дороге на свою заимку. Девочка бубнит без конца себе под нос или на ухо матери детские мольбы:

– Мам, мне надоел лес, я хочу домой! Ведь сижу целыми днями одна! Из-за этого у меня совсем не осталось друзей! Я хочу интернет и чтобы телефон работал. Ну, я же не прошу отправить меня на Полярную звезду.

В ответ неизменные, надоевшие до оскомины слова:

– Потерпи. Всё сама понимаешь.

Вот так многозначительно говорила мама и клала ладонь на белобрысую голову дочери, и от её пальцев приятно пахло свежестью и чистым бельём.

– Конечно, мама! Я всё понимаю, – соглашается Алёнка, и дальше, сойдя на пустой остановке, они молча спешат мимо мрачных елей, чтобы поспеть до темноты в сторожку. При этом каждая размышляет о своём. Молодая женщина, убирая прядки с лица, – о бедности и о долге перед погибшими родителями. Девочка желает одного – не расплакаться, горюя о своей несчастной доле, из-за безотцовщины, сделавшей несбыточной мечту о поездке на неведомое море, теперь ей достались каникулы в проклятом лесе. Терпеть эти мысли становилось всё тяжелей и тяжелей, а в памяти, как назло, всплывали одноклассники, которых баловали отцы и отчимы. Будто в калейдоскопе мелькали ноутбуки, планшеты, скутеры и смартфоны.

В сторожке, отдышавшись с дороги, мама, накладывая мармеладки в вазочку и желая подсластить пилюлю, вещала бодрым голосом:

– Иди пить чай, тебя ждут «Морские» конфетки.

– Давно пора перейти с конфет на настоящее море, вон в классе почти все ребята его видели и не по одному разу. А некоторые летают в Египет или Эмираты даже зимой…

– Лена, надо научиться терпеть, в жизни это очень-очень пригодится.

– Не хочу терпеть! Я здесь живо обернусь колючей ёлкой! – тут девочка надувала губы. – Они насмехаются надо мной!

– Кто «они»?

– Девчонки, особенно Макарова. Она на переменах устраивает шоу на весь класс.

– Ну, я задам этой Макаровой!

– Мам, не надо, а то станет ещё хуже! Хорошо хоть мальчишки за меня!

– А почему?

– Я даю списывать домашнее задание… Иногда стою на воротах, когда они играют в футбол и у них не хватает вратаря. Пацаны лучше, чем девчонки, почти не врут, и не притворяются. Бывает, конечно, привирают, но хотя бы краснеют, и мне даже звон не нужен, и так понятно, когда они сморозят какую-нибудь глупость.

– Ты опять про этот перезвон, умоляю: перестань! Врач сказал, у тебя нормальные уши, абсолютно здоровая барабанная перепонка, а во внутреннем ухе нет ни-ка-ко-го колокольчика, который бренчит или звенит, якобы, от неправды! Не верю! Ты все придумываешь!

– Не верь, но, понимаешь, у меня все равно звенит! Вот сегодня тётя Света лепетала о новой работе для тебя, а у меня-то зазвенело! Хочешь, мамочка, верь, а хочешь, нет.

– Значит, всё-таки врёт Светка!

– Я не стала тебе сразу говорить, думаю «зачем любимую маму расстраивать». Хочешь, давай условимся, я в таких случая буду тебе подмигивать левым глазом или нос чесать, или, например, говорить кодовое слово, может: «колокольчик» или «лютик», и ты будешь всё понимать!

– Не придумывай, какой «лютик»! С ума можно сойти, если сразу станешь узнавать что тебя, как последнюю дурочку, водят за нос. Только умоляю: никому не рассказывай об этом своём…

– Феномене, ты хотела сказать?

– Я тебе сейчас задам тряпкой, тоже мне «феномен»!

– Всё мамочка, больше не буду.

– Заруби себе на носу: в жизни больше такого, что нам не по нутру. Надо терпеть. Ты же не станешь бранить дождь или снег?

– Стану!

– Упрямая девчонка! Иди спать, что ты всё со мною споришь! Всё, я тушу свет, мне завтра рано вставать.

– Иду-иду. Мам, а когда человек взрослеет, ну совсем или почти совсем?

– Ты всё о своём? Совершеннолетие наступает в восемнадцать лет, забыла?

– Не, я не об этом. Когда по правде становишься большим?

– По-разному, можно в пятнадцать, а можно дожить до пенсии, а быть без царя в голове. Кому какая выпадет судьба и кто к чему стремится. Вон Аркадий Гайдар в шестнадцать лет полком командовал, а в наши дни многие детки зубами цепляются за родительские кошельки.

– Правда? Ничего себе… А я ведь читала Гайдара. Здорово, мне понравилось про «Голубую чашку», будто про меня, я правда постарше, а вот Маруся почти твоя ровесница. И сидели они втроём с папой под луной и звёздами.

– Вот и почитай ещё его биографию. Я тоже хотела стать самостоятельной, но судьба крепко привязала меня к родителям, считай, только три года назад моя пуповина оборвалась. А теперь давай спать, нам не с кем сидеть под звёздным небом, и ещё – мне всё-таки завтра рано вставать.

– Спокойной ночи и прости, что мучаю тебя.

Они расходятся по комнатам. Старшая укладывается и, засыпая на самом краю, размышляет, как несладко в тридцать два года пребывать матерью взрослеющей дочери, да ещё как назло не с кем посоветоваться, если только с лесом, может, с той могучей елью, прикрывшей половину крыши сторожки? А ещё подружка Светка, такая-рассякая, в какой уж раз подвела, лучше бы и не обнадёживала с новой работой, а она так надеялась…

Рядом, за рассохшейся перегородкой с лопнувшими обоями, засыпает Алёнка, в полудрёме прислушиваясь к шорохам за окном. Мечтая, как пойдёт по знакомым улицам посёлка с папой и мамой, крепко-накрепко держась за их руки. Соседи, одноклассники будут идти рядом и улыбаться прекрасному миру, озарённому тёплыми лучами оранжевого солнца.

Лес в июньские ночи даже часок не вздремнёт, выспавшись за холодную зиму, он день и ночь примеряет новую кору, ощетинившись ветками и распуская листву, пробиваясь к небесам тонкими ростками. Зверьё в сумерки только продирает глаза вместе с Колобком и принимается колобродить. Поначалу, до мурашек по коже, истерят сычи, потом ветки ели бухают по крыше сторожки, а в придачу соловей с хором лягушек веселит округу до утра. Только с предрассветным туманом лесная глухомань забывается тревожным сном, но ненадолго: птахам пора кормить птенцов, пчёлкам собирать нектар, оленям объедать слащавые листочки… Вот и испёкся в неведомой печи новый румяный денёк.