Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности» - Юрий Корчевский Страница 2

Мимо скакал верхом гвардейский офицер — прапорщик, ранее называемый фендриком. Узрев, что идёт потасовка между цивильными и солдатами, он развернул лошадь, подскакал, вытащил шашку и плашмя ударил ею амбала по голове. Тот схватился обеими руками за голову и зашатался. Андрей снова ударил его ногой в бок, и амбал выпал из пролётки. К нему подскочил солдат, расстегнул пояс и начал заводить назад руки, чтобы связать.

Но амбал был слишком силён, к тому же пьян и разъярён. Он поднялся сначала на четвереньки, потом встал в полный рост, стряхнув с себя солдата. Тут уж на амбала навалились все вместе — Андрей, солдат, купец. Соскочивший с лошади фендрик ударил амбала сзади ногой под колено и, когда тот потерял равновесие и упал на колени, добавил рукоятью шашки по голове. Амбала снова повалили и связали руки за спиной его же ремнём.

Все тяжело дышали, как после тяжёлой работы, одежда была в пыли.

Прапорщик оглядел солдат:

— Что происходит?

— Не можем знать, господин фендрик!

— Я позвал их на помощь, — вмешался Андрей. — Я служу в юстиц-коллегии и попросил их помочь мне задержать преступников. Прошу принять, господин прапорщик, благодарность за оказанное содействие.

Гвардейский офицер милостиво кивнул, вложил шашку в ножны и огладил усы.

— Моя помощь нужна ещё?

Получив отрицательный ответ, лихо вскочил на коня и ускакал.

По просьбе Андрея солдаты заволокли обоих связанных преступников в пролётку и уложили их на пол. Сам Андрей и купец уселись на сиденье.

— Спасибо за помощь, служивые! — поблагодарил Андрей.

Солдаты отправились восвояси.

— Чего разлёгся? — рявкнул Андрей на всё ещё лежащего возле пролётки кучера. — Живо вези в юстиц-коллегию, на Итальянскую, 25! А не то я тебя в сообщники к этим разбойникам определю!

Кучер поднялся с мостовой, отряхнулся.

— Да если бы я знал! Да ни в жизнь!

Купец стал обыскивать лежащего амбала и вытащил у него из-за пазухи кошель.

— Вот он!

Открыв кошель, он пересчитал деньги и пнул ногой амбала:

— Сволочь! Здесь пяти рублёв не хватает!

— Конечно, они же пили на твои деньги, — сказал Андрей. И уже кучеру: — Чего уснул? Трогай!

Кучер, слегка ошалевший от происшедших событий, тронул вожжи:

— Но, кобылка!

В юстиц-коллегию ввалились всей толпой. Впереди шагал шкет, за ним — купец, потом — амбал. Замыкал шествие Андрей.

Начальник Савва Игнатьев был на месте. Увидев Андрея с купцом и двумя задержанными, он округлил от удивления глаза.

— Это что же — ты и разбойников задержал?

— Как есть задержал, — зачастил довольный купец. — Я их увидел, а он задержал. Взлетел на пролётку, аки ястреб, ногой амбала — бах! А шкета на мостовую выбросил! Прямо орёл!

Не найдясь с ответом, Савва буркнул:

— У нас тут все такие, других не держим.

Савва подошёл к шкету и амбалу, обошёл их кругом, осмотрел каждого с головы до ног.

— Что-то морда мне твоя знакомая, — взгляд его задержался на лице амбала.

— О прошлом годе за драку в трактире в кутузку попадал, — процедил амбал.

Видок у него был ещё тот: одежда в пыли, губа разбита, всклокоченные волосы в крови — след от удара шашкой плашмя.

— Никак Федька! — вспомнил Савва.

— Он самый, — буркнул амбал.

— Всё за ум никак не возьмёшься, грабежом да разбоем промышляешь! Но сколько верёвочке ни виться, а конец будет.

Савва вышел из комнаты и вернулся с надзирателем — при канцелярии была арестантская комната.

— В железа его! И в камеру обоих!

Надзиратель увёл задержанных.

Савва обратился к купцу.

— Пиши, Нифонт, жалобы на задержанных за злоумышления, а в конце не забудь указать, что в этот же день разбойники были задержаны и деньги тебе возвращены.

— Так не все же, пяти рублёв не хватает!

— А не шляйся с такими деньжищами без охраны! Пиши!

Купец пыхтел над бумагой добрые полчаса. Сопел, потел, шевелил губами, поставил две кляксы. Наконец сизифов труд был закончен.

Савва пробежал глазами бумагу, присыпал её песочком, сдул и положил в стол.

— Всё, Нифонт Рыбнев, свободен.

— А как же мои пять рублёв?

Савва развёл руками.

— Не забудь на суд прийти — тебя известят. Федька этот давно на каторгу напрашивался.

Купец откланялся и вышел.

Савва подошёл к Андрею и внимательно, как будто видел впервые, всмотрелся в него.

— Везёт пьяным и дуракам! Ты же не пьёшь и не дурак. Как смог Федьку взять? Его уже пытались арестовывать, так он троих дюжих служителей расшвырял и ушёл.

— Солдаты мимо проходили, да прапорщик верхом проезжал — помогли, — честно сознался Андрей. — Один бы я не совладал.

— Всё равно удивительно! А не перевести ли мне тебя в розыскную экспедицию? — похоже, этот вопрос Савва задал самому себе.

Он вытащил из жилеточного кармана часы-луковицу — большие, голландской работы, с боем, открыл, взглянул на циферблат.

— Уже осьмнадцать часов. С тебя на сегодня хватит. Иди домой, приведи себя в порядок.

Андрей откланялся и вышел из кабинета.

Жил он в Морской слободе, между Исаакиевской площадью и Новой Голландией, где снимал комнату в доходном доме.

Андрей шёл и размышлял. «А ведь был, был у Саввы повод для удивления. Оружия нет у меня, разными хитрыми приёмами борьбы не владею, статью и силой, как у Федьки-амбала, бог не наделил. Выходит — в самом деле повезло. Но ведь удача и везенье — вещи капризные, за хвост их не ухватишь. Значит, менять в жизни что-то надо».

Поразмыслив, Андрей пришёл к выводу, что надо ему обзавестись оружием. Пистолет стоит дорого — половину месячного жалованья, и Андрею такую покупку не осилить. Зато пистолеты в цейхгаузе подземном есть. Надо попросить столоначальника, чтобы выделил.

Саблю или шашку по табелю носить не положено — рангом не вышел. Кортик только морскому офицеру положен, а вот нож купить можно. Только смотреться на поясе он будет нелепо. «Куплю тогда складной, — решил Андрей, — такие немцы возят. Хочешь — большой, хочешь — маленький».

Не откладывая задумку в долгий ящик, он свернул к Харчевому рынку — там была оружейная лавка — и купил себе нож золингеновской стали с деревянной ручкой — складной, как и задумал, и острый, как опасная бритва. Даже сложенный, нож едва влезал в карман форменного камзола.

Дома Андрей поел ситного хлеба, запив его квасом, разделся и улёгся в постель. Думалось ему всегда лучше лёжа.