И прольется кровь - Ю Несбе Страница 2

– Спасибо, но я люблю, чтобы были потолок и стены. Посмотрим, может, найду пустую собачью конуру. Спокойной ночи.

Я зашагал в сторону поселка.

– Единственная собачья конура в Косунде – вон там! – прокричал Маттис как-то жалобно, понизив голос.

Я повернулся. Его палец указывал на дом, стоящий на краю поселка.

– Церковь?

Он кивнул.

– Ее не запирают на ночь?

Маттис склонил голову на плечо:

– Знаешь, почему в Косунде никто не ворует? Потому что здесь нечего украсть, кроме оленей.

Этот маленький полный человек на удивление грациозно перепрыгнул через канаву и поплелся по вереску на запад. Моими ориентирами были солнце, находившееся на севере, и церковь – по утверждению моего деда, в любом конце света церкви строят башней на запад. Я прикрыл глаза от света и посмотрел на землю, лежащую перед Маттисом. Куда, черт возьми, он идет?

Может быть, оттого, что ярко светило солнце, хотя на самом деле была середина ночи и стояла звенящая тишина, поселок казался странным и заброшенным. Создавалось впечатление, что дома построены на скорую руку, без внимания и любви. Не то чтобы они выглядели непрочными, но они были больше похожи на крышу над головой, чем на дом. Практичные, не требующие особого ухода, но хорошо защищающие от непогоды, с раздолбанными машинами без номеров в садиках, которые были не настоящими садиками, а просто огороженными участками земли с растущими на них вереском и березками. Детские коляски, но никаких игрушек. Всего в нескольких домах на окнах висели занавески или плотные шторы, в остальных голые стекла отражали солнце, не позволяя разглядеть, что находится внутри помещения. Как солнцезащитные очки на глазах человека, не желающего, чтобы ему лезли в душу.

Церковь и в самом деле оказалась не заперта, хотя дверь разбухла и открывалась не так легко, как в других церквях, где мне доводилось бывать. Маленький скромный неф был прекрасен своей простотой. Полночное солнце освещало витражи, а над алтарем висело обычное распятие с измученным Иисусом на кресте. Позади распятия находился триптих, в боковых частях которого были изображены битва Давида и Голиафа и младенец Иисус, а в центре – Дева Мария.

Сбоку за алтарем я обнаружил дверь в ризницу. Я порылся в шкафах и нашел две рясы, швабру и ведро, но вина для причащения не было, только пара упаковок облаток с этикеткой «Пекарня Ульсена». Я сжевал четыре-пять штучек, но это было все равно что жевать промокашку, облатки высушили весь рот и разбухли так, что в конце концов мне пришлось выплюнуть их на лежащую на столе газету. Она поведала мне – если это был сегодняшний номер «Финнмарк дагблад», – что сегодня 8 августа 1977 года, что ширятся протесты против строительства гидроэлектростанций на реке Альта, что вот так выглядит губернатор Арнульф Ульсен, что губерния Финнмарк, единственная имеющая границу с Советским Союзом, стала более безопасной после смерти шпионки Гунвор Галтунг Ховик и что, наконец, в губернии ожидается более теплая погода, чем в Осло.

На каменном полу в ризнице спать было слишком твердо, на церковных скамьях – слишком узко, поэтому я прихватил рясу и прошел в алтарную часть. Я повесил пиджак на решетку алтарной ограды, улегся на пол и положил под голову кожаную сумку. Почувствовав, как на лицо мне что-то капает, я вытер его ладонью и посмотрел на кончики пальцев. Они были ржавого цвета.

Я посмотрел вверх, на распятого, висевшего прямо надо мной. Потом я догадался, что жидкость, скорее всего, капает с потолка. Протекающая крыша, влажность, цвет глины или железа. Я перевернулся, чтобы не лежать на больном плече, и прикрыл голову рясой, чтобы спрятаться от солнца. И закрыл глаза.

Вот так. Не думать. Отключиться от всего.

Взаперти.

Я сорвал рясу и стал жадно глотать воздух.

Черт!

Я лежал и пялился в потолок. Сразу после похорон, когда меня мучила бессонница, я принимал валиум. Не знаю, развилась ли у меня зависимость, но без него мне теперь всегда было трудно заснуть. Единственный способ – устать до изнеможения.

Я снова натянул рясу на голову и закрыл глаза. Семьдесят часов в бегах. Тысяча восемьсот километров. Пара часов сна в креслах поездов и автобусов. Я должен был устать.

Подумать о хорошем.

Я попытался подумать о том, как все было раньше и еще раньше, но не смог. Вместо этого в голову лезли другие мысли. Мужчина, одетый в белое. Запах рыбы. Черное дуло пистолета. Разбившееся стекло, падение. Я отогнал от себя эти воспоминания, вытянул руку, прошептал ее имя.

И тогда она наконец явилась.

Я проснулся. Я лежал без движения.

Меня что-то толкало. Вернее, кто-то. Осторожно, словно боясь меня разбудить и просто пытаясь удостовериться, что там, под рясой, кто-то есть.

Я сосредоточился и постарался дышать ровно. Может быть, у меня еще есть шанс, может быть, они еще не заметили, что я проснулся.

Я скользнул рукой к бедру, но внезапно вспомнил, что повесил пиджак с пистолетом на ограду алтаря.

Для как бы профессионала – полная любительщина.