Бог жесток - Сергей Белавкин Страница 2

И все же он поднялся, так и не обретя былого спокойствия. Подошел к окну. Густая влажная темень затопила двор. По закону жанра должны были постанывать деревья да, чуя покойника, завывать собака. Ничего похожего, однако дышать становилось все труднее. Галкин набросил кожаную куртку и вышел из дому. До места он добрался на такси, но попросил водителя остановиться в двух кварталах от детского дома. Почему-то сыщику не хотелось, чтобы кто-то знал, куда он направляется. Черные мертвые окна здания отражали рассеянный лунный свет, лишь в одном, крайнем на втором этаже, тускло горела настольная лампа. Неплохо бы для начала заглянуть туда, но стена была отвесная и напротив не росло деревьев. Двери центрального входа оказались надежно закрыты: Евгений убедился в этом, подергав массивные железные скобы. В какой-то момент возникло ощущение, что кто-то украдкой наблюдает за его действиями. Обернулся, вздрогнул — в темноте светились два зеленых кошачьих глаза. Галкин вновь скользнул взглядом по неприступной громаде здания и направился к черному ходу, слыша лишь чавканье раскисшей травы под ногами. Споткнулся обо что-то, ударился коленом и боком. Перехватило дыхание, перемещался на ощупь, выставив вперед руки. Над прилепившимся к каменной стене деревянным крыльцом раскачивалась голая, замызганная побелкой лампочка. Стучать не потребовалось — дверь была приоткрыта, из темных сеней тянуло духотой, смешанным запахом кухни и туалета.

Галкин, подсвечивая себе зажигалкой, просочился в корпус. Покрутился в тамбуре, торкнулся еще в одну дверь, переступил порожек. Тянущийся вдаль коридор был залит мутным, каким-то больничным светом, на бледно-голубых стенах — рисунки воспитанников. Невинная детская мазня, но с преобладанием ярких, агрессивных тонов. Евгений продолжал двигаться вперед по направлению к бесформенному кулю, брошенному поперек коридора. Свежая кровь была размазана по линолеуму, бледное, смотрящее в потолок морщинистое лицо разгладилось, уже примерив маску смерти. В глубоких колотых ранах на животе и шее загустевала кровь. Отвращение боролось в сыщике с профессиональным любопытством. Галкин обыскал покойника. И сделал это не зря. В боковом кармане старенького пиджака обнаружил свою визитку и пропитавшийся кровью вчетверо сложенный тетрадный листок предсмертной записки: «Если со мной что-то случица обвинять мою внучку Валентину Гуляеву неаднакратно угражавшую мне по поводу наследства и квартиры».

Далее следовали сегодняшнее число и подпись. Евгений забрал улики и покинул здание. Оказавшись на улице, обернулся назад. Окно на втором этаже вдруг потухло. Сыщик чувствовал, что его рассматривают, хотя сам находился в темноте. Он понимал, что теперь именно его будут разыскивать как убийцу.

Второй час ночи, но Галкину не до сна. Он добрался до дома Вальки Гуляевой. То ли желая убедиться в ее невиновности, то ли наоборот, сыщик позвонил в дверь. Ему не открывали, а настойчивый дребезг звонка грозил разбудить соседей. Евгений сел на ступеньках, закурил и не заметил, как забылся коротким тревожным сном. Очнулся от постукивания каблучков. На светящемся циферблате часов — без пятнадцати три. Чтобы не напугать Вальку, сыщик произнес предупредительно из темноты:

— Не бойся, мы виделись вчера. Я здесь был и немного повздорил с твоим дедом.

Девица оказалась изрядно пьяна и совсем не испугалась. Она стояла пролетом ниже в белой короткой куртке и мини-юбке, держась за стену как привидение. Или как ночная бабочка, вернувшаяся с удачной охоты. Свет уличного фонаря проникал в окно и освещал ее хрупкую фигурку. У нее было юное сосредоточенное личико, маленький смешливый носик с разбрызганными по нему веснушками и размытые синей тушью глаза. Жидковатые волосы с мелированными прядками она содержала в нарочитом беспорядке. Она не выглядела ни убийцей, ни заказчицей, она вдруг напомнила Евгению девушку, к которой когда-то давно он был неравнодушен.

— Ты следишь за мной? — насмешливо спросила она. — Тебя нанял дед?

— Никто меня не нанимал, — огрызнулся Галкин. — Но считаю, что очень скоро я тебе понадоблюсь.

— Что ты частная ищейка, он сказал мне. Но платить тебе деньги, даже попав в беду, я не намерена.

Из-за случайно пришедшего на ум сравнения, глупых сентиментальных воспоминаний Валька стала Евгению симпатична. И тут он совершил непростительную глупость.

— Прочитай, что написал твой дед, — сказал он, протягивая девушке предсмертную записку Мишукова. — Прочитай, разорви на мелкие кусочки и спусти в унитаз. Ты ничего не знаешь, меня сегодня не видела. Если сильно припечет, позвони, постараюсь тебя вытянуть. Запомни мой телефон. Если спросишь, зачем мне это надо, я не знаю сам. Об оплате договоримся. Глупо, но ты мне понравилась. Пока.

Евгений прошел в метре от Вальки. Непослушными пальцами она рвала тетрадный листок. Смотрела слепо прямо перед собой.

— Значит, его убили. Значит, меня посадят. Значит, так и надо, — разобрал сыщик.

А потом девица опустилась на холодный бетон и заскулила тонко, жалобно, по-щенячьи.

Вела она себя очень подозрительно, и если Евгений ошибался и Валька имела какое-то отношение к убийству, сыщику было ее по-настоящему жаль.