Казнь Шерлока Холмса - Дональд Томас Страница 2

Детектив работал, не оставляя ни следов, ни царапин на зеркальной стали замка. Он орудовал своими инструментами с ловкостью и аккуратностью хирурга, в отточенных до механизма движениях тонких, но сильных пальцев чувствовалась уверенность, достигнутая долгими тренировками. Через двадцать минут замок (несколько устаревшей милнеровской конструкции) поддался. Холмс приоткрыл дверцу, и мы увидели десятка два пакетов, подписанных и перевязанных розовой лентой, наподобие юридических досье. В этот момент в глубине дома хлопнули дверью, послышались приближающиеся шаги. Холмс прикрыл сейф, и мы спрятались у окна за длинными шторами. В кабинете кто-то появился. Щелкнул выключатель, вспыхнул резкий свет. Сквозь щель между бархатными портьерами мы смогли рассмотреть вошедшего — это был Милвертон. На его лице не отражалось и тени подозрения. Поддернув бордовую домашнюю куртку, он уселся на красный кожаный стул, закурил и, держа сигару на отлете, взял какой-то документ и погрузился в чтение. Глядя на его широкий седеющий затылок с наметившейся лысиной, я ощутил дрожь в пальцах при мысли о том, что удар по черепу воровским ломиком так легко мог бы избавить мир от этого мерзавца с утонченными манерами. Но наша цель состояла не в этом, а посему мы не знали, как долго нам предстоит прятаться за плотными шторами. Между тем не подозревающий о нашем визите хозяин все чаще и нетерпеливее поглядывал на часы. Он явно ждал чего-то — или кого-то. В этот момент на веранде раздались шаги, и мы услышали легкий стук. Милвертон поднялся и вышел, чтобы отворить дверь. Из нашего укрытия я уловил обрывки разговора, но не разобрал слов, поняв только, что ночным гостем Милвертона была женщина. Но вот они повернулись, чтобы войти в комнату, и тогда я расслышал: «Вы опоздали на полчаса! Из-за вас я пожертвовал сном!» — а затем он более отчетливо произнес: «Если у вашей хозяйки дурной нрав, вы, вероятно, желаете свести с нею счеты. Значит, у вас есть намерение продать пять писем, компрометирующих графиню д’Альбер? Что ж, я хотел бы их купить. Осталось лишь сговориться о цене».

Теперь собеседники были в кабинете. Посетительница оказалась высокой стройной дамой в темной накидке, завязанной под подбородком. Ее лицо скрывала вуаль. Милвертон проговорил: «Конечно же, я должен сначала изучить письма». Его гостья стояла к нам спиной, но по ее движениям было ясно, что она подняла вуаль и развязала тесемки плаща. Хозяин, казалось, растерялся, но в ту же секунду принял насмешливый вид. В его голосе не прозвучало даже намека на страх:

— Боже праведный, так это вы!

— Да, я та, чью жизнь вы разрушили! — твердо промолвила она. — Вы разбили благородное сердце моего мужа, и он погиб от собственной руки!

— Но вы были так упрямы! — сказал Милвертон таким мягким и ласковым тоном, будто желал ее утешить. — Я назначил вполне посильную для вас сумму, и все же вы отказались платить. — Вдруг он переменился в лице, очевидно заметив нечто крайне неприятное. — Предупреждаю: стоит мне лишь крикнуть, позвать слуг, и вы будете арестованы!

Женщина слегка повернула голову, и на ее тонких губах мелькнула легкая усмешка. Раздался хлопок — не громче треска сухой древесины. Милвертон, словно окаменев, впился в свою гостью неподвижным взглядом. Вновь раздался тот же резкий звук; рука дамы была вытянута, и дуло маленького серебряного револьвера теперь поблескивало менее чем в двух дюймах от груди шантажиста. Женщина выстрелила в третий и четвертый раз. Еще мгновение Милвертон стоял не шелохнувшись, словно патроны были холостыми, затем повалился на стол, заходясь кашлем и судорожно хватая пальцами бумаги.

— Вы прикончили меня! — прохрипел он и замер.

Бросив оружие на пол, незнакомка поспешила прочь и исчезла в темноте веранды.

Холмс вышел из-за портьеры и на ключ запер дверь, отделявшую кабинет от другой части дома. В его глубине уже слышались голоса и топот. Не говоря ни слова, мой друг распахнул сейф, выгреб из него столько документов, сколько смог ухватить, протащил их через всю комнату и швырнул в камин. Так он проделал дважды или трижды. Поглотив связки писем, огонь ярко вспыхнул. Наконец Холмс поднял серебряный револьвер и сказал:

— Он может нам пригодиться, Ватсон. Думаю, в нем осталось еще две пули.

Мы кинулись стремглав через газон к кирпичной стене, отделявшей сад от Хэмпстедской пустоши, на бегу пересекая полосы света, который лился из всех незанавешенных окон дома. Несколько человек неслись за нами по пятам и едва нас не поймали: один из них ухватил меня за лодыжку, когда я перелезал через ограду. Он мог стащить меня вниз, и тогда я оказался бы в руках преследователей, но в эту минуту Холмс выстрелил поверх их голов последними пулями из маленького пистолета. Люди Милвертона бросились наземь. Мы пробежали пару миль по темному парку и только тогда почувствовали себя на свободе.

Имя прекрасной преступницы недолго оставалось для меня тайной. Спустя несколько дней после происшествия Холмс подвел меня к витрине на Оксфорд-стрит и показал фотографию дамы среди портретов других звезд прошлого столичного сезона. Серебряного револьвера я больше не видел. Когда я спросил об этом Холмса, тот ответил:

— Я выбросил его, как только мы перебрались через стену. Он был разряжен.

— Но его могут найти! — запротестовал я.

— На это я и рассчитываю, мой дорогой друг. Разве вы не понимаете? Леди, избавившая свет от этой рептилии, находилась в опасности. В смятении она уронила оружие на ковер, и это могло бы стоить ей жизни. Стало бы очевидно, что револьвер — орудие убийства, и в случае установления его принадлежности дама подверглась бы смертельной угрозе либо со стороны блюстителей закона, либо со стороны преступного мира. Теперь на ее покой никто не посягнет, чего она вполне заслуживает после долгих страданий в лапах шантажиста. Вряд ли подумают, будто эта леди — одна из тех двоих, которые перемахнули через шестифутовую стену и во весь опор бросились бежать по пустоши.

— Но полицейские могут заключить, что револьвер ваш.

— Надеюсь на это, — ответил Холмс, раскуривая трубку длинным бумажным жгутом. — Я подготовлюсь к встрече с ними.

Подобное благородство было свойственно моему другу, однако, как вы впоследствии увидите, ему пришлось дорого за него заплатить.

Джон Г. Ватсон, доктор медицины