Идеальная афера - Алексей Макеев Страница 2

Около десяти в их общем кабинете появился «друг и соратник». Невыспавшийся и хмурый, что составляло разительный контраст со вчерашним Стасом – озорным, веселым и страшно довольным жизнью вообще и удавшейся лыжной прогулкой в частности. Слегка удивленный таким настроением друга, Лев поинтересовался, какая муха его укусила и с той ли ноги пан Крячко сегодня встал. Выяснилось, что Станиславу приснился кошмарный сон: всю первую половину ночи за ним гонялась здоровенная черная собака с тремя хвостами, намеревавшаяся его зверски искусать. Это бы еще ничего, но, когда Крячко, отплевываясь от такого похабного сновидения, вскочил в три часа ночи, выпил стаканчик холодного чая и, улегшись сызнова, с трудом заснул опять, кошмар повторился. Только теперь – и продолжалось это непотребство всю вторую половину ночи, до самого утра, – уже сам полковник Крячко в парадном мундире, но почему-то босиком гонялся за проклятущей треххвостой псиной. С тем же, что особо любопытно, злодейским намерением...

– Зигмунда Фрейда на тебя нет, – отсмеявшись, заметил Гуров. – Или Эриха Фромма. Они бы в момент объяснили, что твой Цербер наоборот означает.

– Почему наоборот?

– Потому что у настоящего было три головы, а хвост как раз один.

Злоключения продолжали преследовать Крячко и после пробуждения. На работу выходить было рано, и Станислав, дабы скоротать время, решил наконец отгладить давным-давно выстиранную белую рубашку, заодно опробовав подаренный ему на Новый год суперутюг фирмы «Филипс».

Не управившись с программированием хитроумного агрегата, Крячко прожег в почти новой рубашке здоровенную дыру.

– У этой мерзопакостной буржуйской техники, – горько жаловался он Гурову, – одних кнопок штук пятнадцать, да еще три ручки для кручения, и около каждой чего-то меленькими буковками по-английски накорябано. Я на одну нажал, так он, зар-раза буржуйская, «Let It Be» запиликал, видать, чтобы мне гладить веселей было! А рубашку сжег, паскудина импортная, потому как разогревается за пару секунд чуть не добела, я ж к такому не привык!

Кроме того, добираться на любимую работу Станиславу пришлось на метро: его знаменитый на все управление черный «Мерседес» опять находился в ремонте. Крячковская машина была настоящим автомобильным монстром, этаким дедушкой немецкого автомобилестроения и давала сослуживцам-острословам неистощимый материал для дружеских подначек и подколов. Крячко упрямо отказывался сменить свой жуткий рыдван на что-нибудь более современное, утверждая, что прикипел душой к своему стальному коню и относится к «мерсу» как к живому существу. Лишь немногие – Гуров в их числе – знали, что под неказистой внешностью скрыт любовно перебранный Стасом по винтику форсированный мотор, идеально отрегулированная подвеска и коробка передач, так что и на шоссе, и по бездорожью «дедушка» мог дать прикурить любому сопернику.

В подземке Станиславу наступили на ногу, а когда он с ехидным «извините» попросил с пострадавшей ноги слезть, вдобавок обхамили, обозвав недобитым интеллигентом.

– Нет, ты представляешь, Лев, – живописал возбужденный Крячко подробности транспортного эпизода, – стоит на моей правой ноге здоровенный мордоворот с такой харей, что втроем не обгадишь, да еще хамит! А у меня настроение после ночной беготни с треклятой собакой поганое, рубашку до слез жалко и ноге, кстати, больно! Я этому хрюнделю говорю, ласково улыбаясь: «Какой же я, к песьей матери, интеллигент? Это покойные академики Сахаров с Лихачевым интеллигентами были, а я такое же быдло, как и ты, милейший, разве чуть повоспитаннее». А сам, грешным делом, думаю, что хорошо бы эта жертва аборта завелась – отношения выяснять полезла, потому как ужасно мне охота ему в рожу от души заехать.

– Ну и?.. – постанывая от смеха, поинтересовался Гуров.

– Нет в жизни счастья! Пока этот придурок соображал, оскорбил я его или нет, аккурат к моей станции подъехали...

Излив Гурову душу, Станислав малость успокоился и даже повеселел. Он выкурил традиционную сигарету, так как чтил правило, что любую, пусть самую маленькую, работу надо начинать с большого перекура, после чего уселся напротив Гурова за «Пентиум» – сортировать накопившееся «мыло» и разбираться с управленческими оперсводками за прошедшие выходные: по негласной договоренности, за эту часть ежедневной рутинной работы отвечал он. Правда, время от времени Крячко мрачно бормотал себе под нос что-то об импортных утюгах, о треххвостых собаках, которые просто так не снятся, а наверняка предвещают какую-то пакость, и еще проявят свою подлую сущность.

В начале второго стоящая на углу гуровского стола «внутряшка» призывно замяукала. Лев снял трубку:

– Полковник Гуров слушает. А, Петр, здравствуй! Как понимать «не могу ли я к тебе спуститься»? Тебя что, по секрету от нас с Крячко уже поперли из начальников управления? Нет? Я очень этому рад. Тогда лучше приказывайте, господин генерал, оно как-то привычнее, а то, ежели ты вежливо просишь зайти к себе в кабинет, у меня предчувствия нехорошие взыгрывают. Со Стасом вместе, говоришь? Ясное дело, куда же я без него. Как ты нас назвал? Хм... спасибо на добром слове. Сейчас будем.

Положив трубку, Лев многозначительно переглянулся со Станиславом.

– Сам, значит, позвонил, Верочку не утруждая. Вот она, треххвостая-то! – зловещим голосом произнес Крячко. – Ох, подбросит нам Петр сейчас что-нибудь такое... будоражащее фантазию!

Основания помянуть приснившуюся ему мерзкую животину у «друга и соратника» были. По устоявшейся традиции, своего рода неписаному закону, начальник ГУ уголовного розыска генерал Петр Николаевич Орлов самолично вежливо просил своих гвардейцев зайти к нему в тех случаях, когда собирался поручить им какую-нибудь особо заковыристую сыскную головоломку. В случаях относительно легких генерал передоверял вызов своей секретарше Верочке, а уж если, не дай господь, заявлялся в кабинет сыщиков собственной персоной, значит, дело намечалось типа «тушите свет, сливайте воду...».

– Он нас только что попугаями-неразлучниками поименовал, – отреагировал на упадническую реплику друга Гуров. – А отнюдь не воронами, так что не каркай ты, Стас, бога ради! Не ровен час, накаркаешь.

Поздоровавшись с очаровательной Верочкой и получив от нее по обычной дежурной улыбке, сыщики зашли в генеральский кабинет. Кабинет этот был знаком друзьям не хуже своего собственного; Лев и Станислав уселись на привычные, издавна «зарезервированные» за ними удобные полукресла, а Орлов, традиционно пододвинув к Крячко тяжелую, блистающую чистотой хрустальную пепельницу, столь же традиционно стал неторопливо прохаживаться от своего рабочего стола к окошку и обратно.

– Не тяни резину, Петр, – прервал затянувшуюся паузу Гуров. – Все равно мы со Стасом не поверим, что ты нас вызвал только потому, что сильно соскучился.

Трех этих людей связывали не только отношения начальника и подчиненных, но и крепкая, проверенная временем мужская дружба. Лев со Станиславом служили под началом Петра Орлова уже около четверти века, оба хорошо помнили те, совсем, впрочем, недалекие времена, когда Орлов был действующим оперативником. Очень, кстати, цепким, хватким, на редкость удачливым. Его колоссальный опыт в сочетании с ясным, точным аналитическим умом по сей день серьезно помогал сыщикам в решении самых запутанных оперативных задач. Друзья искренне уважали своего шефа, к счастью, случается в нашей жизни и такое.