Утром деньги, вечером пуля - Наталья Александрова Страница 2

Кстати, раз уж я упомянула дядю Васю – надо сказать, кто это такой и что меня с ним связывает. Василий Макарович Куликов – отставной милиционер, не так давно вышел на пенсию и, чтобы не скучать и не маяться от безделья, открыл частное сыскное агентство. И меня он пригласил в это свое агентство на должность то ли секретаря, то ли бухгалтера, то ли девочки на побегушках, хотя на самом деле мне очень часто приходится исполнять роль оперативника и детектива. Кроме совместной работы, нас связывает дружба, а еще – одинаковые имена: он – Василий, я – Василиса… Да, вот таким оригинальным именем наградили меня безответственные родители!

За этими мыслями я осознала, что нахожусь на углу Среднего проспекта и Третьей линии, перед входом в свою любимую кофейню. В этом подвальчике работала моя знакомая, Мила, которая обладала двумя несомненными достоинствами: у нее был замечательный характер и она прекрасно варила кофе. Кроме того, она была связана узами дружбы с моими друзьями из милиции – капитанами Твороговым и Бахчиняном. И этих двух капитанов с большой вероятностью можно было застать у нее в подвальчике.

Тут я решила, что после беготни и подвижных игр с Бонни мой организм нуждается в порции кофеина, и спустилась по крутым ступенькам в Милкин подвальчик.

Кроме уже названных достоинств, эта кофейня обладала еще одним, и очень важным: ни в одно заведение, кроме этого, меня не впустили бы с Бонни, а Мила хорошо знала моего пса и разрешала ему заходить в кофейню, взяв с него (и с меня тоже) слово, что он будет себя прилично вести. И даже угощала его горячими бутербродами с ветчиной, до которых Бонни был большой охотник.

Итак, мы с Бонни спустились в подвальчик и, разумеется, увидели за угловым столиком обоих неразлучных капитанов. Правильно, сейчас утро, и они в это время всегда пьют кофе у Милы, чтобы, как выражается капитан Бахчинян, день расцвел всеми красками жизни от такого дивного напитка.

Капитан обаятелен и по-восточному речист.

Творогов и Бахчинян сидели, пригорюнившись, над полупустыми чашками кофе и обменивались глубокомысленными репликами:

– М-да… глухое дело… – говорил Леша Творогов с тяжелым, грустным вздохом.

– И не говори… натуральный висяк! – вторил ему Ашот Бахчинян, потупив взор своих выразительных восточных глаз.

– Мальчики, хотите тирамису? – подала голос из-за стойки Мила, стремясь хоть чем-то утешить друзей.

– До того ли! – вздохнул Бахчинян. – Вот еще одну чашечку кофе можно…

Тут все трое увидели меня, точнее – нас с Бонни.

– Привет, Вася! – проговорил вежливый Бахчинян. – Присядь с нами, раздели, так сказать, нашу печаль!

Леша Творогов посмотрел на меня жалобно и отвел глаза. Все ясно, у него опять начался романтический период.

Дело в том, что у нас с Лешей очень сложные отношения. Познакомились мы, когда два бравых капитана задержали меня по подозрению в убийстве [2]. Убийства я, разумеется, не совершала, но обстоятельства оказались против меня, и мне пришлось бы туго, но сильно помог дядя Вася, за что по гроб жизни буду я ему благодарна.

С тех пор Леша проникся ко мне нежной симпатией – то ли виноватым себя чувствовал за несправедливое обвинение, то ли я произвела на него впечатление. Иногда, примерно раз в три месяца, Творогов пытается перейти к решительным действиям, но я всегда начеку и успеваю прервать его косноязычные объяснения в любви и увернуться от ухаживаний.

Леша – хороший парень, но после моего развода прошло не так много времени, мне совершенно не хочется начинать все заново. И к тому же Бонни не сильно жалует Лешу – не то чтобы ревнует, просто у Творогова дома живет кот.

– Чем же вы так опечалены, мальчики? – осведомилась я, усаживаясь за их столик.

Бонни разлегся у моих ног и из-под стола выразительно поглядывал на Милку, намекая ей на вкусный бутерброд.

– Да вот, представляешь, Вася-джан, – ответил Ашот, – только мы с Лешей смену оттрубили, хотели кофейку выпить и по домам отправиться – тут как раз убийство на нашей территории. Мы хотели его сменщикам скинуть – а они говорят, что наше дежурство еще не кончилось! Представляешь – без пяти минут было! Еще бы пять минут – и все, на них спихнули бы! Ну, надо же, какая невезуха!

– Главное дело, – перебил приятеля Творогов, – убийство-то совершенно дохлое, чистый висяк!

– Глухарь! – поддержал его Бахчинян. – Полная безнадега! Дохлый номер!

– А что, – спросила я из вежливости, – личность потерпевшего не удалось установить?

– Да наоборот! – отмахнулся Творогов. – Мы этого, так сказать, потерпевшего знаем как облупленного! Да не только мы – вся василеостровская милиция! Он у нас постоянный клиент, можно карту дисконтную оформлять…

– Это как?

– Да вор он, – ответил за напарника Бахчинян, – сумки срезает в трамваях и автобусах.

– Сумки? – переспросила я. – А мы тут с Бонни как раз сумку нашли. Думаем, она краденая… Вот что нам с ней делать?

– Не до тебя, Вася! – отозвался невежливый Творогов. – У нас тут убийство нераскрытое на шее висит, а ты – сумка! Этот Брелок несчастный…

– Какой еще брелок?

– Да у этого воришки, потерпевшего сегодняшнего, кличка такая – Брелок! Мы его уж сколько раз по горячим следам задерживали и ни разу не смогли дело оформить – он все улики сразу скидывает, и попробуй что-нибудь докажи… так вот, если бы сидел сейчас – глядишь, жив бы остался…

Тем временем к нашему столу подошла Мила. Она принесла Ашоту кофе, а Бонни – большой калорийный бутерброд с ветчиной и сыром. Причем, по знакомству, ветчины в него запихнула двойную порцию, если не тройную.

– Держи, Бонечка! – с этими словами Мила протянула Бонни бутерброд. Мой прожорливый красавец чуть-чуть приоткрыл свою безразмерную пасть… и бутерброд бесследно исчез. В глазах Бонни появилось выражение безмерного удивления и разочарования – как, мне же вроде предлагали какой-то вкусный бутерброд, и где же он? Что-то я не понял!

– Ну, ты даешь, Бонечка! – восхитилась Мила. – Ты прямо как наш пожарный инспектор Сапожков! Ему тоже не успеваешь положить что-нибудь на тарелку – как он уже схомячил и добавки требует!

Бонни очень жалостно посмотрел на Милу и облизнулся своим огромным розовым языком. Это выражение морды можно было перевести так: «Я не прошу, но жду…»

– Ну ладно, Бонечка, сейчас я тебе еще сделаю! – смягчилась мягкосердечная Мила.

– Милка, не давай ему больше! – вмешалась я в их интимные взаимоотношения. – Он и так растолстел за последний месяц, а нам скоро к ветеринару идти…

– Хорошего человека должно быть много, даже если он собака! – вздохнула Мила и посмотрела на Бахчиняна. – Вот погляди, Ашот, какой у Бонечки аппетит! А ты только и знаешь, что на кофе налегаешь! Скоро в замочную скважину будешь пролезать!