Тайну хранит звезда - Галина Владимировна Романова Страница 2

Шестиэтажное здание школы вынырнуло из плотного тумана громоздким серым крейсером, с узкими окнами, напоминающими бойницы, замызганными теперь ночным дождем. Тяжелые входные двери с латунными ручками, которые каждую минуту дергали чьи-то руки. Толстые пружины отвратительно визжали, натягивались, впускали очередную порцию извергов и снова сжимались, возвращая двери к притолоке. Ни один современный доводчик не выдерживал бы натиска юной агрессивной энергии, ни один. И завхоз, плюнув, прибил к дверям старомодные, но такие надежные пружины. Они теперь визжали с утра до ночи.

Услыхав этот истошный визг, она вздохнула и опустила голову. Господи, как же не хотелось туда идти! Каждое утро, каждый новый день был для нее испытанием. Каждый день она сдавала экзамен на выносливость и терпение. Пыталась улыбаться, говорить тихо и внятно, пыталась быть терпимой к их тупости, лени, злобе, неприязни. Каждый день. Но с каждым днем все труднее.

Она приостановилась, поправила на голове платок, одернула плащ, поудобнее схватилась за ручки сумки. И еще раз осмотрела себя – насколько позволял угол зрения – с головы до пят. Все как будто в порядке. Так и должно быть. Иначе быть не должно, иначе засмеют. Заметят сморщенные на коленке колготки, выбившуюся из-под юбки блузку, расползшийся по шву джемпер или мучнистый налет перхоти на спине – и все! Засмеют! Сначала тихонько прыская в кулак за спиной. Потом мерзкий сдавленный смешок становится все громче и громче. Перерастает в откровенный хохот и переползает из коридора в классную комнату. И тогда конец! И тогда ничем уже себя не спасти. Ни ором, ни двойками и колами, ни выгоном из класса.

– Здрасте, Анна Иванна!

Она вздрогнула от неожиданности и осторожно обернулась. В этом медленном повороте головы тоже было много от ее стратегического плана выживания в этих опасных детских джунглях. Она не имела права нервозно дергаться и делать испуганные замечания, что нельзя так неслышно подкрадываться и орать из-за спины. Что это неприлично, отвратительно и… пугает в конце концов. Она должна была реагировать совершенно спокойно и АДЕКВАТНО!!!

Ох, как любила это слово их нынешняя директриса – Кольская Анастасия Станиславовна.

– Вы должны адекватно реагировать на любую дерзкую выходку, милые мои! – нежно поглядывала она на них на педсоветах поверх верхней дужки очень стильненьких и очень дорогущих очочков. – Не должны забывать, что перед вами детки! Они могут быть жестокими, злыми и невыносимыми. Но это всего лишь детки! Наши с вами детки. И мы их сделали такими! Мы! Наше невыносимое время, наша занятость! И в наших силах изменить их. Так дерзайте же…

Кольскую, к слову, она побаивалась ничуть не меньше этих извергов, которые каждый день наводняли классные комнаты и школьные коридоры. Но ей досталось чуть больше: ее она презирала. Считала ее педагогической проституткой, вечно заигрывающей с персоналом школы и идущей на поводу у малолетних оболтусов.

А чего ей, собственно, не быть такой? Муж где-то там на самом верху. «Денег возами за месяц не перевозить», как считает их литераторша. Дом в три этажа за городом. Дети учатся за границей. Все в шоколаде! Чего ей не быть доброй, лояльной, понимающей, снисходительной?! На что злиться?! Она и на работу-то вышла скорее от скуки, чем по необходимости. Дома стены надоели, вот и поскакала в школу. Она же тут не работает, нет, она тут развлекается… Коза длинноногая!..

– Здравствуй, Петровский, – едва заметно двинула она подбородком и слабо улыбнулась молодому человеку, рано созревшему, рано обнаглевшему и рано познавшему все о взрослой безнравственной жизни. – Ты что здесь делаешь?

Она повела свободной от сумки рукой вокруг себя.

Вокруг нее был пустырь, через который она проходила каждое утро. Отвратительное запущенное место с узкой тропинкой. Слева от тропы глухой забор, намертво отгораживающий проезжую часть от школьной и прилегающей к ней территории. Справа кладбище строительного мусора, прочно засиженного крапивой и чертополохом. Все это бетонное, щебеночное и арматурное нагромождение осталось еще со времен строительства школы. Год от года покрывалось все слоем пыли, грязи, летом пышно зеленело непроходимыми зарослями. Зимой щетинилось в небо высохшими стеблями.

Отвратительное место, подумала она. И практически необитаемое. Если кому вздумается свести с ней счеты, лучшего места просто не найти. И чего она тут ходит каждое утро? Ведь можно идти и по ту сторону забора, по тротуару, а она тут каблуки сбивает. Короче путь? Ну разве метров на сто – сто пятьдесят. Удобнее идти на прямую от подъезда и не огибать людную по утрам остановку на площади? Да, возможно. Не хочется толкаться локтями с утра со своими же школьниками, летящими наперегонки по тротуару? Наверное, это и есть главная причина.

– Вас жду, Анна Иванна.

Красивый порочный рот Петровского улыбнулся, показались невозможно ровные белые зубы. И она снова подумала: не могут быть у человека такие ровные, такие белые, такие безупречные зубы. И губы его… Словно накрашенные, потом слегка припудренные и снова накрашенные. И щеки со следами утреннего бритья. Очень гладкие, очень блестящие. Волосы… Темные, прямые, аккуратно уложенные и почему-то не тронутые ветром. А ветер-то имеется! Ее косынку трепал так, что она ее трижды, пока шла, поправляла.

Все какое-то ненатуральное. Она разозлилась непонятно с чего. Все как-то слишком у этого Петровского!

«Не надо придираться к детям, милые мои. Они такие, какими их создал господь и родители!» – кольнуло в висок изречением, сделанным Кольской неделю назад в учительской.

Над Петровским кто-то постарался вовсю, со вздохом сделала она вывод через минуту.

– Что ты хотел? – Она медленно пошла, стараясь не замечать, что парню приходится семенить рядом с ней по сырой траве и кромка его идеально выглаженных брюк пачкается.

– Анна Иванна, не спрашивайте меня сегодня, пожалуйста, – вдруг попросил Петровский и посмел вцепиться в ее локоть и чуть придержать. – Пожалуйста!

– Почему это? – Она шевельнулась именно так, как надо, чтобы он ее выпустил: не нервно, не испуганно, как-то небрежно и слегка. – Не выучил? Загулял?

– Нет, не гулял, проблемы в семье. С мамой скандалили всю ночь, не подготовился я.

Молодой человек остановился. Дальше идти ему было нельзя. Дальше бы их увидели вместе и… Сначала робкий смешок в коридоре, потом…