Кандалы для лиходея - Евгений Сухов Страница 2

Виноватых без вины не бывает, или Порядочные люди не умеют просить за себя

Конец мая 1896 года

Тучи над головой обер-полицмейстера Власовского продолжали неумолимо сгущаться. Мало того, что трагедию на Ходынке после коронации новоиспеченного государя императора Николая Александровича повесили почему-то на него, так еще газетчики пронюхали, что погибли вовсе не тысяча триста восемьдесят девять человек, а более четырех тысяч. А ведь задавленных на Ходынском поле, мертвых и раненых, везли не по Петербургскому шоссе, а кругом, через Хорошево, чтоб от глаз иностранцев и репортеров-газетчиков подальше. Так распорядился его высочество Сергей Александрович…

Пронюхали все-таки щелкоперы! И пошла статья за статьей, где его поносили все кому не лень. Дескать, главный виновник трагедии он, московский обер-полицмейстер Власовский. Теперь ему точно не сносить головы. И заступничество вдовствующей матушки императрицы не поможет, которая всегда относилась к нему благосклонно. А не он ли предупреждал великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора московского, о возможности такого исхода?

– Ведь затопчут они друг друга, ежели им разрешить такие гуляния, да еще с дармовым угощением, – говорил Александр Александрович его высочеству, – поскольку народ наш на дармовщинку крепко падок, ломиться начнет, а на поле рвы да волчьи ямы не засыпаны.

– Так засыпьте, – спокойно отвечал великий князь.

– Какими силами, ваше высочество? Дайте хоть солдат парочку рот.

– Солдаты нужны для парадов, – отрезал Сергей Александрович. – Обходитесь своими силами.

А какими прикажете силами? Теми, что остались в его распоряжении? Архивариусы да бумагоперекладыватели? Три десятка полицейских чинов, которые и лопаты-то в руках никогда не держали? Ведь весь огромный штат московских полицейских, самых деятельных и могущих, был задействован по охране мест проезда и проживания иностранцев и прочих высокопоставленных гостей Москвы, которых было не счесть, по устному распоряжению самого Сергея Александровича. И как же он, Власовский, мог пренебречь распоряжением своего непосредственного начальника?

Восемнадцатого мая, по первому солнцу, едва глотнув кофею и не обещая супруге явиться ни к завтраку, ни к обеду, обер-полицмейстер отправился на Ходынское поле. Болела душа, ломило сердце, предчувствуя беду. И она случилась… К Ходынке можно было прорваться только через волостное село Всехсвятское Московского уезда. То, что он увидел, сразу сообщило о масштабах катастрофы. Вопли, стоны и проклятия слышались отовсюду и сливались в один протяжный гул, от которого забегали по коже мурашки. И всюду была пыль. Она стояла столбом от тысяч и тысяч бегущих ног. Казачий кордон был с легкостью смят и затоптан. Власовский переглянулся со своим помощником Рудневым и увидел в его глазах ужас.

– Вот что, – обратился к своему помощнику Власовский. – Вы попробуйте осадить толпу и позаботьтесь о раненых. Пошлите кого-нибудь объявить тревогу в пожарные команды. Пусть мчатся сюда с обозами и везут раненых в больницы. А трупы в морги, – добавил Власовский. – Я мчусь к губернатору. Буду просить помощь.

…Адъютант ни в какую не желал будить великого князя. Наконец, часу в восьмом градоначальник пробудился и вышел, пахнув на Власовского таким похмельным амбре, что обер-полицмейстеру стало дурно.

После нескольких минут препирательств с августейшим градоначальником Власовскому удалось все же выпросить у него три роты солдат. Правда, нестроевых. Но было уже поздно…

Несмотря на то, что афиши о народном гулянии на Ходынском поле и бесплатной выдаче подарков в честь коронации государя императора Николая Второго были расклеены по городу только 17 мая, уже 16 мая народ из Москвы и ее пригородов стал стекаться на Ходынку и «занимать места» поближе к выстроенным ста пятидесяти буфетам. В пять часов пополудни 16 мая комендант Ходынского лагеря капитан Львович, имеющий в своем распоряжении до полусотни солдат-караульных и дюжину казаков, опасаясь столь мощного наплыва народа, телеграфировал в распорядительное отделение канцелярии обер-полицмейстера о скоплении народа на Ходынском поле и просил прислать «для поддержания должного порядка» три десятка казаков и несколько околоточных надзирателей. Власовскому о просьбе капитана Львовича доложили, но где ему было взять казаков? Александр Александрович немедленно снесся с генерал-губернатором и получил отказ. «Людей нет, все задействованы на празднествах», – таков был ответ Сергея Александровича.

Люди гуляли, пели песни, веселились; звуки гармоники раздавались то тут, то там. Многие пришли с семьями, детьми в расчете получить побольше подарков.

К десяти вечера 16-го числа скопление людей стало принимать угрожающие размеры, а к полуночи, по сведениям капитана Львовича, толпу людей можно было считать уже десятками тысяч. К утру 17 мая на Ходынском поле собралось уже несколько сотен тысяч человек. А народ между тем продолжал прибывать. Несколько урядников и квартальных надзирателей, откомандированных в распоряжение лагерного коменданта Львовича, конечно, с такой ситуацией не справлялись.

Несколько раз Власовскому телефонировал по поручению министра императорского Двора кремлевский полицмейстер подполковник Солини. Прибывший вечером 17 мая на Ходынское поле, Казимир Иванович ужаснулся людскому столпотворению и телефонировал министру Двора графу Воронцову-Дашкову, что четырехсот тысяч подарков, приготовленных к выдаче москвичам по случаю коронации государя императора Николая Александровича, может не хватить. Министр распорядился учредить казачьи кордоны, дабы закрыть доступ на Ходынское поле, о чем полицмейстер Солини и телефонировал обер-полицмейстеру.

– И где я найду вам казаков? – едва не заорал на подполковника Солини Александр Александрович, однако же поспешил в театр, где находился в это время великий князь и по совместительству московский генерал-губернатор, не без труда проник в его ложу и выпросил-таки сотню казаков для оцепления Ходынки.

Эта сотня казаков была прислана вместе с полицмейстером полковником бароном Будбергом и чиновником особых поручений подполковником Померанцевым в распоряжение капитана Львовича. Передав казаков коменданту Ходынки, Андрей Романович Будберг и подполковник Померанцев преспокойно отъехали в Москву почивать.

Казаки с народом не справились. Тогда лагерный комендант Львович по личному почину вызвал для охранения буфетов и поддержания порядка на поле сначала роту Самогитского полка, а затем еще и батальон Московского полка. Но «внедриться» в толпу народа солдаты не смогли: люди были столь спрессованы, что некоторые шустряки, дабы пробраться к буфетам поближе, вскарабкивались на плечи друг друга и уже по головам стоящих сплошной массой людей добирались до проходов к буфетам.