Перед заморозками - Хеннинг Манкелль Страница 2

Они остановились как вкопанные — со стороны колонии донеслись выстрелы. Ему теперь казалось, правда, уверенности не было, что он даже слышал крики людей, перекрывающие неумолчный гомон птиц. Они поглядели друг на друга и побежали назад, в овраг. Он вскоре потерял своих спутников — он почти не сомневался, что они тоже решили бежать. Когда он вышел из тени деревьев и перелез через забор, окружавший сад Народного Храма, в колонии было тихо. Слишком тихо. Никто не собирал фрукты. Людей вообще не было видно. Он помчался к дому — он понял, что случилось что-то ужасное. Джим наконец открыл запертую дверь и вышел к людям — но пришел он не с любовью, а с ненавистью. С ненавистью, в последнее время все чаще вспыхивавшей в его глазах.

Он почувствовал, что ногу вот-вот сведет судорога, и осторожно повернулся, продолжая прислушиваться, не слышно ли собачьего лая. Нет, ничего не слышно, кроме неумолкающего стрекота цикад и шороха крыльев пролетающих чуть не над самой головой ночных птиц. Что я могу еще вспомнить? Он бежал по пустому саду… попытался сделать то, что, как учил Джим, было единственным шансом человека снискать величайшую благодать — вручить жизнь свою Господу. Он вручил Господу и жизнь свою, и молитву: Господи, сделай так, чтобы Мария и девочка были живы, что бы тут ни произошло. Но Бог его не слышал. Он вспомнил, как в отчаянии ему пришла мысль — может быть, это Джим и Бог затеяли перестрелку? Те выстрелы, что они слышали из оврага?

…Вот он вылетает прямо на пыльную улицу Джонстауна, а там Бог и пастор Джим Уоррен Джонс стоят друг против друга, готовые сделать последний выстрел… Но Бога он не увидел. Джим Джонс и в самом деле стоял посреди улицы, собаки в клетках захлебывались лаем, и повсюду лежали люди — он сразу понял, что они мертвы. Как будто их сбил на землю один могучий удар небесного кулака. Джим Джонс и его ближайшие помощники, неразлучные с ним шесть братьев, его слуги и телохранители, ходили между трупов, пристреливая детей, пытавшихся отползти от мертвых родителей. Он бегал среди трупов, безуспешно ища Марию и дочь.

Джим заметил его, только когда он громко выкрикнул имя Марии. Пастор окликнул его. Он повернулся и увидел, как тот поднимает пистолет. Они стояли в двадцати метрах друг от друга, в двадцати метрах рыжей выжженной земли, усеянной трупами его друзей, скорчившимися в последней судороге. Джим, сжимая рукоятку обеими руками, поднял пистолет и нажал крючок. Мимо. Он побежал, не дожидаясь следующего выстрела. Тот выстрелил еще раз. Он слышал, как Джим заревел от ярости. Еще выстрел — пуля расщепила ствол дерева в полуметре от него. Спотыкаясь о мертвые тела, он мчался прочь и не останавливался, пока не стемнело. Тогда он и забрался под это упавшее дерево. Он даже не знал — единственный ли он, кому удалось выжить. Где Мария с девочкой? Почему уцелел только он? Разве одиночка может пережить Судный День? Он не знал. Но что он знал точно, так это то, что это был не сон.

Наступил рассвет. От деревьев шел горячий пар. Он понял, что Джим теперь уже не спустит собак. Он выполз из-под дерева, пошевелил затекшими ногами и встал. Потом пошел к колонии. Он очень устал, спотыкался на каждом шагу, к тому же его мучила жажда. Все было тихо. Собаки тоже мертвы, подумал он. Джим сказал, что никто не избежит этой участи, даже собаки. Он снова перелез через забор. Первые убитые стали попадаться сразу. Они пытались спастись, но им стреляли в спину.

Потом он остановился. Перед ним ничком лежал мужчина. Дрожа всем телом, он перевернул труп. Джим смотрел прямо на него. Глаза его уже блуждают, подумал он. Он смотрит мне прямо в глаза. Даже не мигает. А разве мертвые мигают, мелькнула идиотская мысль. Ему вдруг захотелось ударить Джима ногой в лицо, но он удержался. Он медленно поднялся, единственный живой среди всех мертвых, и продолжал искать, пока не нашел Марию и девочку. Мария пыталась спастись. Она лежала, уткнувшись лицом в землю. Ей выстрелили в спину. В объятиях она сжимала девочку. Он наклонился к ним и заплакал. Ничего больше нет, подумал он. Джим превратил наш рай в преисподнюю.

Он сидел около Марии до тех пор, пока не услышал звук вертолета. Тогда он встал и пошел прочь. Вдруг он вспомнил, как Джим говорил в хорошие времена, когда они только приехали в Гайану: «Суть человека можно понять и носом, и глазами, и ушами. Дьявол прячется в человеке, а дьявол пахнет серой. Как почувствуешь запах серы, сотвори крестное знамение».

Он не знал, что его ждет. Он боялся будущего. Он не знал, чем заполнить пустоту, оставшуюся в душе после Бога и Джима Джонса.