Убийство в доме викария - Агата Кристи Страница 2

– Но ведь для этого вовсе не обязательно оскорблятьдругих, – не без горячности ответил я. – Мне кажется, он даже непонял, какие выводы можно сделать из его слов. Хочет проверить все церковныесчета – на случай растрат. Растрат, так и сказал. Выходит, он думает, будто яприкарманиваю церковные средства!

– О тебе никто такого не подумает, мой родной, –сказала Гризельда. – Ты настолько выше всех подозрений, что тебе простогрех не воспользоваться такой возможностью. Вот было бы здорово, если бы тыприсвоил пожертвования на миссионерскую работу. Терпеть не могу миссионеров – яих всегда ненавидела.

Я уже хотел упрекнуть жену за нехристианские чувства, но тутМэри внесла полусырой рисовый пудинг. Я попробовал слабо протестовать, ноГризельда заявила, что японцы всегда едят недоваренный рис и от этого у них такхорошо варят мозги.

– Попомни мои слова, – сказала она, – если бы тывсю неделю, до самого воскресенья, ел рисовый пудинг, ты произнес бысногсшибательную проповедь, честное слово.

– Боже упаси, – содрогнувшись, ответил я. Затемпродолжил: – Протеро зайдет завтра вечером, и мы вместе просмотрим все счета. Асегодня мне нужно закончить свою речь для МКАЦ [5]. Я тут искалцитату и так зачитался «Реальностью» каноника Ширли, что не успел написать вседо конца. А ты сегодня что собираешься делать, Гризельда?

– Исполнять свой долг, – сказала Гризельда. – Свойдолг супруги пастыря. Чай со сплетнями в половине пятого.

– А кого ты пригласила?

Гризельда стала перечислять по пальцам, сияя напускнойдобродетелью:

– Миссис Прайс Ридли, мисс Уэзерби, мисс Хартнелл и эточудовище – мисс Марпл.

– А мне мисс Марпл даже нравится, – возразил я. –По крайней мере, она не лишена чувства юмора.

– Самая жуткая сплетница во всей деревне, – сказалаГризельда. – Всегда знает до мелочей все, что здесь творится, и всегда отвсех ждет самого худшего.

Как я уже говорил, Гризельда гораздо моложе меня. В моемвозрасте люди понимают, что самые худшие ожидания обычно оправдываются.

– Меня к чаю не жди, Гризельда! – заявил Деннис.

– Ах ты разбойник! – воскликнула Гризельда.

Деннис благоразумно спасся бегством, а мы с Гризельдойперешли ко мне в кабинет.

– Ума не приложу, кого бы еще позвать, – сказала она,усаживаясь на мой письменный стол. – Может, доктора Стоуна и мисс Крэм? Иеще, пожалуй, миссис Лестрэндж. Между прочим, я к ней вчера заходила и незастала ее. Да, миссис Лестрэндж надо непременно позвать к чаю. Она такаятаинственная – приехала, сняла дом в деревне и носа из него не кажет, а? Сразуприходят в голову детективы. Представляешь: «Кто была эта таинственная дама сбледным и прекрасным лицом? Что таилось в ее прошлом? Никто не ведал. В нейбыло нечто роковое». По-моему, доктор Хэйдок что-то про нее знает.

– Ты читаешь слишком много детективов, – кротко заметиля.

– А ты-то сам? – парировала она. – Я вчера весьдом перевернула, искала «Пятно на лестнице», пока ты писал тут проповедь.Наконец прихожу спросить тебя, не попадалась ли тебе эта книга, и что я вижу?

У меня хватило совести покраснеть.

– Да я просто нечаянно на нее наткнулся. Потом какая-тофраза случайно попалась мне на глаза, и...

– Знаю я эти случайные фразы, – сказала Гризельда. Инапыщенно произнесла, словно читая по книге: – «И тут случилось нечтопоразительное – Гризельда встала, прошла через всю комнату и нежно поцеловаласвоего пожилого мужа». Сказано – сделано.

– Это и вправду «нечто поразительное»? – спросил я ее.

– Ты еще спрашиваешь, – ответила Гризельда. – Тыхоть понимаешь, Лен, что я могла выйти замуж за министра, за баронета [6], за процветающего дельца, за трех младших офицеров ибездельника с изысканными манерами, а вместо этого выбрала тебя? Разве это непоразило тебя в самое сердце?

– Тогда – поразило, – признался я. – Я частенькозадумывался, почему ты так поступила.

Гризельда залилась смехом.

– А потому, что почувствовала себя совершеннонеотразимой, – прошептала она. – Остальные мои кавалеры считали, чтоя просто чудо, и, разумеется, для каждого из них я была бы отличной женой. Нодля тебя я – воплощение всего, что ты не любишь и не одобряешь, и все же ты немог передо мной устоять. Мое тщеславие просто не выдержало этого. Знаешь, кудаприятнее, когда тебя втайне обожают, сознавая, что это грех, чем когда тобойгордятся и выставляют напоказ. Я доставляю тебе кучу неудобств, я непрерывнотебя шокирую, и, несмотря ни на что, ты любишь меня до безумия. Ты меня любишьдо безумия, а?

– Разумеется, я к тебе очень привязан, дорогая.

– Вот как! Лен, ты меня обожаешь. Помнишь, как я осталась вгороде, а тебе послала телеграмму, и ты ее не получил, потому что сестрапочтмейстерши разрешилась двойней и она забыла ее передать? Ты потерял голову,принялся звонить в Скотленд-Ярд и вообще устроил жуткий переполох.

Есть вещи, вспоминать о которых бывает весьма неприятно. Вупомянутом случае я действительно вел себя довольно глупо. Я сказал:

– Извини, дорогая, но я хотел бы заняться своей речью дляМКАЦ.

Гризельда страдальчески вздохнула, взъерошила, потом сновапригладила мои волосы и сказала:

– Ты меня недостоин. Нет, правда! Закручу роман схудожником. Клянусь, что закручу. Представляешь себе, какие сплетни пойдут повсему приходу?

– Их и без того предостаточно, – мягко заметил я.

Гризельда расхохоталась, послала мне воздушный поцелуй ивыпорхнула через застекленную дверь.