Горький привкус победы - Фридрих Незнанский Страница 2

— Слышь, Михалыч! Как думаешь, Масуд скоро Кабул возьмет?

— Не, не возьмет, — шумно отхлебнул из кружки Михаил Михайлович Виноградов, пожилой сержант вневедомственной охраны, доставшийся в напарники Григорию.

— Почему? Асмар уже взяли. До Кабула — рукой подать. — По молодости лет Гриша Ильин мнил себя стратегом.

— Не возьмут — и все! — рассудительно отрезал будущий пенсионер. — Ты не на карту с флажками смотри, Кутузов, а подумай, кому это надо.

— Нам надо.

— Ну-ну. Нам там уже ничего не надо. Были уже. Нахлебались. А вот пиндосам-америкосам, наоборот, пока еще несильно надо. Значит, не возьмут…

Молча пожевали печенье, прихлебывая дымящимся чаем с ароматом мяты, любовно заваренным Изюмкой, как обзывал вечный сержант свою благоверную.

— Вот уйдешь, Михалыч, чем займешься? — сменил тему молодой. — Скучать наверняка станешь.

— По чему скучать-то? По тебе, что ли? На дачу съеду от этой суеты. Лес, озеро, грядки. Поработал, покурил — никому ничего не должен. И ответственности никакой. Все равно почти забесплатно тут без дела сижу, штаны просиживаю. На тебя вот гляжу. Слава богу, недолго осталось.

— А правда, Михалыч, — не унимался сержант Ильин. — Почему мы здесь вдвоем? По штату шесть охранников положено.

— Начальство-мочальство деньги экономит. Посчитай: вместо шести зарплат платит нам по полторы. Три всего. Как думаешь, куда еще три идут?

Гриша почесал затылок.

— Это-то понятно. Ну а случись что?

— Тьфу, тьфу! — на всякий случай сплюнул Виноградов. И широко улыбнулся: — Что ты буровишь? Что тут может случиться, ексель-моксель? Кому эти бумажки на хрен нужны?

Центр имени Вернадского, который охраняли вневедомственники, был создан в 1968 году. Занимался он изучением структур земной коры и верхней мантии с использованием различных источников колебаний, включая мирные ядерные взрывы и землетрясения. К моменту описываемых событий деятельность его была почти свернута из-за недостаточности финансирования. Охранялся фактически только архив, в котором находились документы о разведанных месторождениях нефти, газа, урана и запасах других полезных ископаемых на территории бывшего Советского Союза, то есть как России, так и прочих союзных республик — Казахстана, Туркмении, Таджикистана, Узбекистана. И на шельфе Каспийского моря новые месторождения значились.

Конечно, документы являлись секретными и очень важными для СССР в прошлом, а ныне для государства Российского. Но организовать должную охрану у самого центра не было средств, а государственные лица, обеспечивающие сохранность тайны, были больше озабочены «экономией» выделяемых денег.

Виноградов отставил пустую чашку. Несмотря на веселость, слова напарника его отчего-то встревожили. Да и шум неясный донесся из коридора. Едва слышный. Или почудилось ему?

— Спасибо, Гриня, печенье вкусное принес. Хоть на что-то сгодился. Ты пей еще, а я погуляю по объекту пока…

Он прикрыл за собой дверь вахтерской, где сержанты чаевничали, и двинулся в направлении библиотеки. Опять подозрительные посторонние звуки — даже не слышимые, а еле угадываемые — заставили его затаиться. Секунду он раздумывал: не вернуться ли за Ильиным. Вдвоем безопаснее. Но Михалыч пересилил себя, призвав на помощь здравый смысл. Ну кому что-то могло понадобиться в пыли архива? А потом стыда не оберешься — до самой пенсии будут сослуживцы подкалывать, вспоминать, как два мента на проголодавшуюся крысу в ночи охотились. Слава богу, недалеко уже до пенсии-то…

Однако штатный пистолет из кобуры сержант Виноградов вынул и крадучись стал подходить к повороту, за которым скрывалась запертая и опечатанная дверь в хранилище рукописей.

Но и эта предосторожность его не выручила. Виноградову просто не повезло: среди нескольких фигур, колдовавших у двери хранилища, одна была развернута в его сторону. Лица под маской видно не было, однако Михалыч почувствовал, как с его взглядом встретился чужой темный взгляд. Пока остолбеневший сержант поднимал непослушную руку с оружием, из конца коридора беззвучно сверкнуло. На будущего пенсионера с оглушающим грохотом обрушился потолок…

Охранник не мучился. Пуля вошла ему в глаз и навеки остановила лихорадочный бег мыслей: четверо… откуда?., что им надо?., надо бы подкрепление выз…

Григорий поперхнулся чаем и, откашливаясь на ходу, бросился в коридор, из которого уже доносился топот множества ног. Но тут же рыбкой нырнул обратно в вахтерскую: благодаря этому нырку ему, как голливудскому герою, удалось увернуться от стремительной пули, опередившей несущихся в его сторону преступников.

На двери помещения для охранников, оборудованного, разумеется, по принципу «экономии», не было, вопреки всем инструкциям, ни засова, ни защелкивающегося замка, а возиться с ключами было поздно. Ильин отчаянным усилием воли превозмог желание забраться под топчан и прижался спиной к простенку рядом с дверью, выхватывая штатное оружие.

Не зря: прогремели еще два выстрела, выбивших щепу и из двери, и из деревянного топчана у противоположной стены. Едко запахло порохом.

Гриня в ответ тоже пальнул через дверь. Раздался негромкий вскрик, за которым последовала громкая матерщина, и в комнатенку ввалились сразу несколько человек. Сержант еще раз выстрелил наугад, но на этот раз ни в кого не попал. Тут же грохнуло снова — Ильин почувствовал, что грудь его разломилась пополам, впуская внутрь пламя. И так и не сумевший что-либо оборонить охранник свалился под ноги нападавшим.

— Сука! — Один из налетчиков сорвал окровавленную перчатку и в сердцах швырнул ее в сторону. Вынул носовой платок и попытался перевязать ладонь. — Зацепил все-таки. Больно как…

Пнул под ребро лежавшего без движения Ильина.

Второй скрипучим голосом заметил:

— Мокруха, начальник. Плохо вышло. Роман недоволен будет.

— А мне накласть! — огрызнулся первый, прижимая раненую руку к груди, будто баюкая. — На Ромика вместе с Робиком и на прочих умников, вместе взятых… Все. Иди делай дело. Путь свободен.

Судьба смилостивилась над сержантом, он после второго тяжкого удара кованым ботинком, угодившим в висок, из пылающего ада реальности мягко переместился в прохладное недвижное забытье.

Очнулся на госпитальной койке спустя трое суток. Шесть месяцев мыкался по больницам и санаториям. Получил инвалидность. И очень долго, почти десять лет, не мог вспомнить ни голосов преступников, ни произносимых ими слов…

…Вызвав лифт, Александр Борисович, как обычно, проверил, есть ли почта. Делал он это по-детски: привставал на цыпочки и заглядывал в прорезь ящика одним глазом, второй прищурив, отчего физиономия его становилась смешной и шкодной. Сам себя Турецкий, конечно, видеть со стороны не мог, однако поступал так, лишь когда в подъезде никого не было. Даже кошек. Он и их стеснялся.

В темноте ящика белела корреспонденция. Чертыхнувшись, мастер следственного дела достал из кармана связку ключей. А увидев девственно чистый запечатанный конверт из плотного картона, выругался солонее и крепче. Анонимные послания в последнее время стали его раздражать. Аккуратно взяв письмо за самый уголок, Турецкий спрятал его в сумочку, в этакий мужской ридикюль, в котором обычно носил с собой документы на машину. Тряхнул головой, словно пытаясь вытрясти из нее озабоченность, напялил на лицо беззаботную улыбку и поднялся в квартиру.