Саквояж со светлым будущим - Татьяна Устинова Страница 2

— Где?

Он уставился в монитор.

Ну, конечно, он знал, что она найдет. Она всегда всенаходила. Но существовали определенные правила игры, которые нужно соблюдать, иони оба соблюдали их беспрекословно.

Некоторое время он читал, напоминая себе, что долженсохранять на лице недовольную мину. Это был именно тот файл, который потерялся.

Он читал. Маша стояла у него за спиной.

— Ну что, что? Долго ты будешь там торчать? — ворчливоспросил он через некоторое время. — Ну нашла, и спасибо тебе большое!… Можешьидти.

Маша пошла к выходу и у самой двери остановилась ипомедлила. Он видел, что она медлит.

— Что еще?

— Дмитрий Андреевич, нам бы еще киевскую поездку обсудить.Когда мы сможем?…

Он поднял глаза от компьютера.

— Зачем?

Секретарша смотрела, склонив голову, как сорока. Потомморгнула, тоже совершенно по-сорочьи.

— Зачем нам обсуждать киевскую поездку? — спросил онраздраженно. — Ты что, не можешь ее сама с пресс-службой обсудить? ПозвониВеснику и все с ним реши. Первый раз, что ли?

— Не первый, — с тихим упрямством сказала секретарша, — мы сИльей Юрьевичем уже все обсудили, и теперь нужно, чтобы вы сами… Чтобы выодобрили программу.

Он пробарабанил пальцами по клавиатуре и как будто выстрелилдлинную фразу.

Фраза была следующая: «Пошли вы к черту все!»

Он почитал ее сначала слева направо, а потом справа налево.

Справа налево получилось так: «есв утреч к ыв илшоп!»

Красиво получилось.

Было совершенно ясно и понятно, что никакое его одобрение нетребуется. Программу давно утвердили, и меняться она не будет ни при какихобстоятельствах. Илья Весник — начальник пиар-службы издательства — славилсятем, что мог «продать» любого, даже самого завалящего автора. Дополнительнопиарщик славился тем, что из-за писательской истерии никогда не менял концепцийи стратегий, а над самими «инженерами человеческих душ» смеялся и дам называл«звезда моя», а инженеров мужского пола «гений ты наш».

Таким образом, выходило, что звезда была как бы «его»личная, а гении все «наши».

Спорить бессмысленно. Есв утреч к ыв илшоп!

— И когда мы едем… одобрять программу?

— Сегодня к пяти. На пять назначено совещание. Будетпиар-отдел и отдел рекламы.

— Замечательно, — пробормотал Дмитрий Андреевич, посовместительству Аркадий. — Чудесно просто. А писать я когда буду? В самолете?Или в Киеве?! Или когда?! У меня два трупа, и вообще какого лешего!…

Маша прибрала с шахматного столика свою папочку, покосиласьна окно, помолчала и спросила тоненьким голосом:

— Я пойду, Дмитрий Андреевич? У меня еще звонки.

— Давай, — разрешил он, — вали. И не забудь Весникупозвонить и сказать, что до Киева никаких интервью.

— До Киева осталось два дня, — проинформировала Маша. —Точнее, полтора, потому что сейчас уже половина второго. А на завтра назначеноНТВ.

— Как?!

— Назначали вы сами. Помните, вы ужинали с продюсером«Новостей» и он вас приглашал?

Оттого что Маша права, а она была права почти всегда, онрассердился всерьез.

Знаменитый писатель Аркадий Воздвиженский — по паспорту ДимаРодионов — пробормотал неприличное слово, которое его секретарь предпочла неуслышать, уткнулся в компьютер и стал быстро печатать.

Маша постояла-постояла на пороге и тихо вышла. На темномполу лестничной площадки лежал светлый шелковый ковер, привезенный прошлымлетом из Турции. Маша присела и положила на него ладонь.

Не соврал пожилой турок, продавший им ковер. У турка былипышные канибадамские усы, белоснежная рубаха, и молодые помощники, однимдвижением словно разливавшие на полу перед покупателями целые озераблагородного шелка, называли его «эфенди». В жару ковер казался прохладным, азимой теплым, как будто райские цветы на нем навсегда впитали южный зной.

Если бы у шефа был просто скверный характер, это ещеполбеды. Ничего страшного. Подумаешь, скверный характер!… Мало ли характеровона перевидала на всех своих многочисленных работах! Но Маша Вепренцева всвоего шефа была, разумеется, тайно влюблена, и это было так же бессмысленно иглупо, как если бы она влюбилась в Михаэля Шумахера. Или в Ральфа. Или в нихобоих.

Даже если бы Маша осталась последней женщиной на земле,знаменитый писатель Аркадий Воздвиженский, по паспорту Дмитрий АндреевичРодионов, не обратил бы на нее никакого внимания. То есть, убедившись, что,кроме них, на планете больше никого нет, он выразил бы неудовольствие по поводугрядущих неудобств, которые будут отвлекать его от работы, и попросил бы Машусварить ему кофе.

Там, где Маша трогала ковер ладонью, он будто чуть выцветал— шелковые ворсинки приминались и как-то по-другому отражали свет,турок-«эфенди» объяснял это тем, что с разных сторон ковер по-разному «глядитна солнце».

Если бы у шефа был просто скверный характер, она справиласьбы с ним, а если бы не справилась, то ушла с работы, но она была в неговлюблена и потому очень от него зависима. Уволиться означало бы отказаться отнего, а она никак не могла этого сделать, хотя прекрасно понимала, что этоединственный выход.

А может, его вовсе нет. «Выхода нет» — так пишут на дверяхметро.

За кабинетной дверью, в двух шагах от нее зазвучали шаги, иона поспешно вскочила, заметалась и сбежала на несколько ступенек вниз пополированной английской лестнице.

Шеф эту лестницу на самом деле заказывал в туманном Альбионеи несколько месяцев ждал, когда ее доставят. Доставка из Альбиона оказалосьделом чрезвычайно сложным и продолжительным. Видимо, мало кому приходило вголову доставлять лестницы оттуда.

— Маня, не мечись, — приказал шеф с площадки. — Ты что?Ковер гладила?

Задрав голову. Маша посмотрела на него. Он стоял, свесившисьвниз, и улыбался. Она улыбнулась в ответ.

— Ты на меня обиделась?

— Нет.

— А почему я чувствую себя виноватым?

Как все было бы просто, если бы у него был скверныйхарактер!

— Не обижайся на меня.

Сейчас он скажет, что не любит, когда у него что-топропадает и когда его отвлекают.

— Я терпеть не могу, когда у меня пропадают файлы и когдамне мешают работать.

— Я знаю.