Мавр сделал свое дело - Татьяна Полякова Страница 2

Он наблюдал за ней, делая вид, что читает газету. Наблюдал скакой-то брезгливой отстраненностью, точно смотрел от безделья надоевший фильм.Он отмечал все: располневшую фигуру, сеточку морщин возле глаз, начавшуюотвисать кожу на подбородке. Все это признаки утраченной молодости… Теперь былотрудно понять его безумства, дикую, испепеляюшую страсть, которая охватывалаего при виде этой женщины. Страсть, которая заставила его пойти напреступление, которая перечеркнула всю его жизнь, исковеркала, сломала,разрушила.

Иногда ему казалось, что от его жизни ничего не осталось,она оборвалась, давно, много лет назад, а теперь он просто ожидает, когдазакончится отведенный ему срок. Иногда он называл это чистилищем.

— Ты будешь чай? — спросила жена, стоя у плиты.

— Нет, спасибо, — поспешно ответил он и сделалвид, что читает газету. Разговаривать с ней сделалось для него настоящейпыткой. Иногда за весь день они не произносили и десятка слов.

На смену отстраненности вдруг пришла отчаянная злость. Онаникогда не любила его. Никогда. Это он, дурак, верил, что она полюбит его,непременно полюбит. Как же иначе? Когда поймет, что все, все он делал из-залюбви к ней… Но ей было на это наплевать. Он потратил жизнь впустую, и всеиз-за ее стойкого нежелания любить его.

Он знал, что мог бы быть счастлив. Даже сейчас. Потому чтоона все еще красива… Нет, на самом деле она очень красива, ей всего тридцатьпять, и мужчины до сих пор смотрят ей вслед. Но теперь, через столько лет, уженечего надеяться, что она полюбит его.

Женщина неслышно вышла из кухни, а он с облегчениемвздохнул, отбросил газету и стал смотреть в окно.

— Жизнь прошла, — сказал он с печалью. Намгновение мелькнула мысль: бросить все и уехать. У него есть деньги, многоденег. Наконец-то он сможет их потратить так, как ему вздумается. Но он знал,что никуда не уедет. Даже для того, чтобы спастись. Апатия и безразличие.«Просто надо дожить», — так думал он, глядя в окно, прекрасно осознавая,что это не правда. Инстинкт самосохранения в нем никуда не исчез, в чем оннедавно мог убедиться.

Просто он знал, что она никуда не поедет. Она точнопривязана к этому проклятому месту. Несколько раз он видел ее там, она стоялапод деревом больше часа, стояла, сложив на груди руки, ни разу не шелохнувшись.Должно быть, сукин сын тоже застал ее за этим занятием и заподозрил неладное.Не сама же она рассказала? На это не хватит даже ее глупости.

Она никуда не поедет, а он не сможет уехать без нее. Сколькобы он мысленно ни называл ее старой бабой, сукой и дрянью, жизнь без неелишается последнего смысла.

Он усмехнулся, решив, что это звучит совершенно по-дурацки:«последний смысл». В первый год они не могли покинуть это место, чтобы невызвать подозрений. Но тогда он еще питал иллюзии и любил мечтать о том, «какпрекрасно мы заживем». Она слушала с безразличием, мечты потихоньку таяли, аони продолжали жить здесь. Сначала он утешал себя тем, что действительноразумнее остаться еще на некоторое время, потом решил, что если его место займетдругой, то ненароком сможет докопаться до истины, пока наконец не понял, чтоего, как и ее, тянет к этому месту точно магнитом.

Лет пять назад они поехали в Турцию, наконец-то выбралисьотдохнуть. В первую же ночь ему приснилось, что его тайна раскрыта. Он едваудержался, чтобы не улететь ближайшим рейсом. После этого о путешествиях онибольше не заговаривали и об отъезде тоже.

Он мог бы сбежать за границу. С деньгами везде хорошо, такговорят. Там ему станет безразлично, узнает кто-то его тайну или нет. Хотябежать придется далеко, скорее всего, на край света. Он знал, как настойчивыони могут быть, когда захотят. Но она не поедет. Его здесь держит страх, а еепроклятая любовь к тому ублюдку, а может, ненависть к мужу, что более вероятно.Он отнял ее любовь, а она жестоко отомстила своей нелюбовью и равнодушием кнему. Они обречены быть вместе в несчастье и страдании.

«Скованные одной цепью, — невесело усмехнулсяон. — Будем жить долго и умрем в один день».