Код одиночества - Антон Леонтьев Страница 2

Но даже после того, как слуга оповестил присутствующих о том, что вот-вот появится хозяин, Беспалов не счел нужным пройти в приемную залу. Он, как временщик из канувшего в Лету пышного восемнадцатого столетия, заставлял с трепетом ждать собственную персону, цинично полагая, что те, кому он нужен, будут ждать и час, и два, пока он не соизволит возникнуть в поле зрения.

Разговоры в приемной зале стихли, кое-кто даже наклонил голову в оттренированном поклоне, на многих лицах возникли угодливые, сервильные улыбки. Алексею сделалось до тошноты противно, – тем, кто добивается милостей от Беспалова, остается при его появлении только склониться в поклоне или, лучше всего, пасть ниц, приветствуя его, как какого-нибудь восточного сатрапа или египетского фараона.

Но ведь и ему самому, чтобы привести в исполнение план, потребуется унижаться перед Беспаловым. Готов ли он к расшаркиванию перед человеком, который виноват в трагедии, случившейся с его семьей, с человеком, обокравшим отца и заставившим профессора Спасовича покончить с собой?

Алексей замер у витрины, чувствуя, что никакая сила не заставит его склонить голову перед Беспаловым. Наконец появился тот, кого он больше всего ненавидел и кто являлся для молодого человека врагом, – Афанасий Игнатьевич Беспалов собственной персоной.

Алексей много раз видел его изображения – то в газетах, то в синематографе, во всех магазинах или банках, принадлежащих Беспалову, на видном месте, подле изображения государя императора, висел портрет хозяина. И вот он оказался лицом к лицу с врагом!

Беспалову было под пятьдесят, однако выглядел он старше, видимо, из-за густой седеющей бороды. Высокого росту, практически лыс, орлиный нос и глубоко посаженные голубые глаза придавали лицу хищное выражение. Одет миллионер был безукоризненно, по последней парижской моде – в светло-серый приталенный пиджак, который не мог скрыть мощную фигуру Беспалова, начинавшего когда-то в Сибири с того, что сплавлял плоты по бурным рекам. На одном из пальцев правой руки сверкал перстень с огромным рубином, на другой – с гигантским бриллиантом. «Надо же, какая безвкусица», – подумал Алексей, понимая, однако, что украшения стоят не меньше, чем петербургский особняк, в котором он сейчас находится.

Враг получал явное удовольствие от собственного триумфа – голубые глаза смотрели дерзко и нахально, а на лице, словно высеченном из камня, были написаны превосходство, пресыщенность и скука. Алексей только крепче сжал рукоятку револьвера.

Беспалова тотчас окружили посетители, пытаясь донести до него суть своих просьб. Алексея от Беспалова отделяла колышущаяся человеческая волна, преодолеть которую он даже при желании был бы не в состоянии.

В этот момент в приемную залу вошел невзрачный тип – с сутулой спиной, рыжеватой козлиной бородкой, в затертом мундире. Окинув его взором, Алексей тотчас забыл о нем, однако внезапно услышал громкий дрожащий голос:

– Расступитесь, сволочи!

Необычное в подобной ситуации обращение «сволочи» вызвало легкое недоумение среди собравшихся. Оказалось, что слова были произнесены тем самым субъектом с рыжеватой бородкой, что явился на прием к Беспалову последним.

Хозяин, мгновенно оценив ситуацию и поняв, что перед ним находится возмутитель спокойствия, кивнул лакеям, и те, как церберы, устремились на посетителя с явным намерением скрутить его и спустить с лестницы. Однако еще до того, как лакеи настигли его, тип вытащил из кармана правую руку, и в ней оказался револьвер, как две капли воды похожий на тот, что был у Алексея.

– Стоять! – заявил он и, воздев оружие к потолку, выстрелил.

Последовал оглушительный треск, и все в приемной зале замерли, как будто были то не люди, а каменные изваяния. Довольный произведенным эффектом, бородатый тип оттолкнул в сторону одного из посетителей и заявил:

– Кто хочет жить – в сторону! Мне нужен капиталист-кровопийца Беспалов.

Посетители, только что окружавшие Афанасия Игнатьевича, как дрессированные собачки окружают в цирке укротителя, немедленно расступились, завороженно наблюдая за происходящим. Тип приблизился к Беспалову, более походившему сейчас на собственный скульптурный портрет, и развязно произнес:

– Ну, эксплуататор рабочего класса, пришел конец твоему владычеству!

Он направил на Беспалова револьвер, и по залу пронесся стон.

– Что, страшно, гнида? – продолжал субъект, который, как понимал наблюдавший за происходящим Алексей, являлся террористом-революционером.

К угрозе со стороны левых подпольных организаций давно привыкли и с ней даже отчасти смирились, невзирая на то, что жертвами подобных безумцев в разное время стали император Александр II, его сын, московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, министр внутренних дел Плеве, а чуть более двух месяцев назад премьер империи Столыпин.

Алексею была отлично видна спина субъекта, грозившего револьвером Беспалову. Надо же, ведь он сам мечтал об этом – оказаться с оружием один на один с врагом. Однако его фантазии не сбылись – Беспалов вовсе и не думал плакаться или каяться, вымаливать собственную жизнь или трусливо убегать: миллионер стоял как столб, вперив в террориста тяжелый взгляд голубых глаз из-под густых бровей.

– Господа... – начал революционер и поправился: – Я хотел сказать – товарищи! Перед вами находится типичный представитель класса эксплуататоров, угнетатель рабочего класса, воротила, наживающийся на чужих страданиях и строящий свое миллионное благосостояние на крови наших с вами братьев и сестер...

– Заткнись, сопляк, – раздался бас Беспалова, и террорист, ошарашенный незапланированной реакцией жертвы, даже покачнулся. Миллионер, лоб которого пересекла поперечная морщина, продолжил негромко, но его голос разносился по всей приемной зале, ибо в ней царила гнетущая тишина: – А ты, как я вижу, представитель касты неудачников, лентяев и умственных импотентов. Вместо того чтобы вырваться из болота, в котором ты оказался, предпочитаешь валить собственные грехи на других, считаешь, что, уничтожив парочку богатеев, сотворишь для народа добро? Да народ чихать хотел на таких лодырей и идиотов, как ты!

– Что вы... что ты себе позволяешь? – в смятении произнес революционер. – Вы... ты должен молчать, когда я произношу речь! Я тренировался долго...

Беспалов, закинув голову назад, расхохотался, и от этого холодного смеха по спине у Алексея пробежали мурашки.

– Ты, вошь, даже убить меня, капиталиста и вурдалака, сосущего соки из рабочего класса, не можешь, – сказал он жестко. – Так что давай, охламон, стреляй в меня. Ну, слышишь, стреляй. Живо, стреляй!

Беспалов, ухмыляясь, смотрел в глаза революционеру. Тот, первым не выдержав, отвел взгляд. Рука, в которой был зажат револьвер, дрогнула. Вот и все, подумал Алексей. Со мной было бы то же самое – я бы не смог спустить «собачку». И не потому, что убить человека так сложно, а оттого, что Беспалов демонстрирует моральное превосходство и ни капельки не боится. Да, план Алексея пошел прахом...