Монеты с того света, или За всё нужно платить - Лина Личман Страница 2

Походив туда-сюда у решеток, я бросила сумку на ступени и усевшись прямо на неё, решила немного подождать. Не знаю, провидение ли то было, либо мой Ангел-Хранитель решил, что с меня достаточно, но из открытого лифта вышел мужчина азиатской наружности и стал отпирать замок на двери зарешеченного подъема. Меня он увидел не сразу, а только тогда, когда переступил одной ногой порог моей импровизированной клетки. Рабочий уже было открыл рот, видимо собираясь закричать, но я глядя на него помотала головой и показала пальцами жест означающий деньги. Рот он тут же захлопнул и сделал еще шаг в мою сторону, протянув руку с открытой ладонь ко мне. Порывшись в кармане, я вытащила то, что попалось и протянула ему. Это оказалась тысяча, значит у меня осталось еще пятьсот рублей. На такси до дома хватит, но если приключения продолжаться, то никаких сбережений не останется. С такими растратами по миру пойду… Хотя есть и другой вариант: в подземке милостыню просить. Говорят, нищие неплохо зарабатывают. Если конкуренты не пришибут, стану миллионершей.

Из задумчивости меня вывел всё тот же рабочий. Открыв дверь клетки пошире, отчего послышался неприятный скрип, он улыбнулся и молча указал рукой на лифт. Меня не нужно было просить дважды. Перепрыгнув, как сайгак через несколько ступеней сразу, я выскочила на площадку девятого этажа и нажала кнопку вызова лифта.

«Кажется, выпуталась,» – оказавшись в лифте, подумала я и вздохнула с облегчением. Вспомнив последнюю авантюру и то, как она потом аукалась на протяжении нескольких месяцев, я приуныла. Вполне возможно, что и сегодняшний инцидент – это только начало «невероятных приключений Шурика».

Выйдя из подъезда, начала озираться по сторонам, в памяти были еще свежи воспоминания погони, и этот мужик (черт бы его слопал), мог находиться неподалеку. Но мне и на этот раз свезло. Двор был пуст. Обрадовавшись такой удаче, я отправилась ловить такси.

Мужчина кавказской национальности оказался на удивление сговорчивым. С милой улыбкой, которая сверкнула золотым передним зубом и словами: «Садысь красавыца, вмиг домчу!», он указал на переднее пассажирское сиденье. Я загрузилась в машину, ровесницу, наверное, моей бабушки, если бы она у меня была (бабушка в смысле). До моего дома доехали и вправду быстро, хотя ехать по Каширскому шоссе в сторону области после обеда, это как играть со своей судьбой в русскую рулетку, не когда не знаешь наверняка, как обернется.

Заходя в подъезд, я уже чувствовала себя практически счастливой, а чего не порадоваться? Жива, цела и уже дома. Сейчас только Вальке позвоню и поинтересуюсь, с какой это стати он меня так подставил?! Открывая ключом родные пенаты, я слышала, как надрывается домашний телефон. Ответить, я, к сожалению, не успела. Когда схватила наконец-то трубку, то там уже раздавались короткие гудки. Плюнув и решив, что, если кому надо перезвонят, я запретила себе расстраиваться, все равно ничего не могу поделать. Определителя номера у меня нет, все жалко денег на новый телефон, а этому уже лет сто. Он мне достался от тётки в наследство, как, впрочем, вся мебель в этой квартире, сама квартира, а ещё гараж и машина, старая, но резво бегающая BMW.

Тётка моя была человеком не бедным. Всю свою жизнь она проработала в сфере торговли, и как вы понимаете, тащила оттуда всё что могла. Начиная от хрустальных люстр и заканчивая шведскими стенками. Что-то брала себе, а что-то весьма удачно сбывала по знакомым. Денег она насобирала на несколько жизней вперёд.

После развала союза, тётка пыталась заниматься бизнесом. Торговала вещами в Лужниках, держала на продуктовом рынке точки с фруктами и овощами. Потом были киоски с всякой всячиной.

Перестройка стала для многих возможностью обогатиться. Тот, кто ещё вчера был простым Васей с окраин, сегодня мог стать директором преуспевающий фирмы, для этого требовалось желание, смекалка и конечно же трудоспособность. Коммерсанты появлялись, как грибы после дождя. Деньги приходили легко, так же легко и уходили, точнее забирались. Вместе с коммерсантами росло и число рэкетиров, товарищей, которые хотели иметь всё, но ничего не хотели для этого делать. А зачем что-то делать, если можно отобрать понравившееся (С тех пор правда мало что изменилось. Тогда этим занимались бандиты, сейчас ОБЭП и ФСБ.)? Вот и щипал рэкет всех от мелких торгашей, до крупных бизнесменов, а несогласных с условиями труда, сначала учили (путём избиения), а если не помогало, устраняли (расстреливали, взрывали, резали, закатывали в бетон или прикапывали где-нибудь в лесу до первых грибников). Тётка перестраивалась как могла. Но ей оказалось не по силам перестроиться. Тяжело быть на коне, а потом оказаться под ним (она искренне не понимала, почему должна платить молодым бездельникам, ни дня не работавшим). Апогеем стал июль девяносто третьего года, когда все её накопления превратились в пыль. Слава Ельцину. Я думаю, его до сих пор вспоминают так, что он в гробу переворачивается. Почти неделю тётка рыдала, орошая слезами квартиру и сетуя на власть. Затем взяла себя в руки и продала дачу за валюту, которую припрятала в тайнике, оборудованном в квартире. Эти доллары и помогли ей выжить. Шиковать, она, конечно, не шиковала, но на еду и необходимое денег ей хватало.

Замуж тётка успела выскочить аж четыре раза, но детей так и не нажила. Как сказала мне однажды она сама: «Я слишком эгоистична, чтобы тратить свою драгоценную молодость на пелёнки и распашонки. Ну а к старости и желание поубавилось, точнее так и не появилось. Может, я просто не создана быть матерью?»

Сейчас есть даже такое движение, Чайлдфри называется. Не хочешь детей? Так не рожай! Раньше же детей не имели только те, кто не мог по состоянию здоровья. Остальные же в обязательном порядке были просто обязаны испытать «радость» материнства, а не то общественность осудит. Тётке, видимо на общественность было наплевать. На желание мужей подозреваю тоже, потому как в противном случае, у неё было бы как минимум четверо детей, а она умудрилась прожить, не родив ни одного. Что нисколько её не расстраивало. Когда же ей кто-то из знакомых напоминал о старости, она рассказывала старый анекдот. Где один еврей долго не женился. Вся же его родня постоянно твердила, что ему перед смертью будет некому подать стакан воды, если он не женится. Вот он женился, нарожал много детей и дожив до глубокой старости умирает. Лежит он на смертном одре, вокруг него собралась многочисленные дети. Обвёл он их всех взглядом и говорит: «А ведь пить-то совсем не хочется». Тётка, как ни странно, оказалась права, меньше всего перед своей смертью она думала о жажде.

Мама растила меня одна, так как отец погиб ещё до моего рождения. Он работал на стройке электриком, и при подключении чего-то там, его убило током. Жили мы в общежитии, но этот момент я помню плохо, потому как была очень маленькой. Да и маму я почти не помню, когда она умерла, мне было всего пять. Моя мать приходилась тётке младшей сестрой, и кроме неё родни у меня живой не было. Тётка, знавшая о произошедшем, к себе меня брать не спешила, и меня определили в детский дом.

В детский дом же, тётка приезжала не реже раза в пару месяцев. Наверное, её мучила совесть, но не настолько, чтобы забрать племянницу к себе. С собой тётка привозила гору сладостей и обновок. Побыв со мной минут десять, и посетовав на мою тяжёлую долю, она отчаливала назад в свою жизнь, в которой для меня места не нашлось.