Опасное наследство - Кен Фоллетт Страница 19

Он постарался отвлечься, посмотрев на своих товарищей по школе, которые за последние семь лет немало изменились. Солли Гринборн в свои двадцать с небольшим еще больше потолстел, но, несмотря на сохранившуюся детскую улыбку, выглядел теперь вполне солидным мужчиной. Возможно, дело было в богатстве, хотя Эдвард тоже не бедствовал, но таким внушающим доверие видом похвастаться не мог. Солли уже успел заслужить уважение в Сити. Конечно, заслужить уважение не так уж и трудно, если ты наследник Банка Гринборнов, но, будь на его месте более легкомысленный молодой человек, ничто не спасло бы его от осуждения и насмешек со стороны других банкиров и финансистов.

Эдвард тоже повзрослел, но в отличие от Солли, не стал выглядеть более солидно. Он по-прежнему, словно подросток, ставил превыше всего удовольствия. Он не был глупым, но с трудом сосредотачивался на делах, мечтая все время о танцах, выпивке и азартных играх.

Мики же превратился в красавца-соблазнителя с темными глазами, черными бровями и длинноватыми кудрями. Его вечерний костюм, несмотря на соответствие принятым нормам, казался слегка франтоватым: бархатные отвороты и воротник, сорочка с оборками. На него уже бросали многозначительные взгляды сидевшие за соседними столиками девушки. Но Мэйзи Робинсон, на взгляд Хью, относилась к нему с неодобрением, и дело тут, похоже, было не только во фразе о евреях. В Мики чувствовалось что-то зловещее. Он казался слишком самоуверенным и сосредоточенным, словно строившим какие-то коварные планы. Он редко говорил напрямую, редко высказывал сомнения или демонстрировал нерешительность, никогда не говорил о своих чувствах и не показывал душу – если она вообще у него была. Хью никогда ему не доверял.

Очередной танец закончился, и к столику подошли Тонио Сильва с мисс Эйприл Тилсли. После школе Хью несколько раз виделся с Тонио, но даже если бы не встречал его все эти годы, то все равно бы узнал по морковно-рыжим волосам. До 1866 года, когда в школу приехала мать Хью со страшным известием о смерти отца, они с Тонио были лучшими друзьями, оба считались самыми несносными учениками четвертого класса, чаще других попадающими в разные переделки, но постоянно жизнерадостными и веселыми, несмотря на регулярные порки.

Хью часто думал о том, что же на самом деле произошло в заброшенном карьере в тот злополучный день. Он не поверил ни единому слову газетной истории о том, как Эдвард попытался спасти тонущего Питера Миддлтона. Эдварду просто не хватило бы смелости для этого. Но Тонио молчал, а другой свидетель, Альберт Кэммел, уехал в Капскую колонию.

Пока Тонио с Мики пожимали руки, Хью рассматривал лицо Тонио. Он, по всей видимости, до сих пор относился к своему соотечественнику с каким-то странным опасением.

– Ты как, Миранда? – спросил он обычным дружеским тоном, но при этом на его лице отразилась смесь страха и восхищения.

С таким выражением здоровался бы завсегдатай кулачных боев с победителем, славившимся своим непредсказуемым нравом.

Спутница Тонио, Эйприл, выглядела чуть старше своей по-други Мэйзи. Слишком пристальный взгляд и напряженные морщинки вокруг глаз делали ее менее привлекательной; но Тонио, по всей видимости, неплохо проводил с ней время, постоянно дотрагиваясь до ее руки и шепча на ухо какие-то шутки, отчего она то и дело смеялась.

Хью повернулся к Мэйзи. Она оживленно рассказывала о чем-то переливчатым голоском, в котором чувствовались нотки акцента северо-востока Англии, где когда-то располагались склады Тобиаса Пиластера. Она то морщила нос, то надувала губы, то закатывала глаза, и все эти ее гримасы казались такими забавными и восхитительными. Хью особенно понравились ее длинные ресницы и веснушки на носу. Общепринятой красотой она не отличалась, но, вне всякого сомнения, была самой симпатичной девушкой во всем заведении.

Хью никак не мог отогнать мысли о том, что здесь, в «Аргайл-румз», Мэйзи может запросто целоваться, обниматься, а то еще и отправиться куда-нибудь наедине с любым мужчиной, сидящим за этим столом. Хью всегда воображал себе физическую близость почти с любой девушкой, с которой ему доводилось встретиться (и он стыдился этих мыслей), но до сих пор такая близость представлялась ему результатом ухаживаний, помолвки и бракосочетания. А Мэйзи запросто могла пойти на такую близость уже сегодня ночью!

Она в очередной раз закатила глаза, и у Хью возникло неловкое ощущение, которое он иногда испытывал в компании Рейчел Бодвин, – ощущение, что она догадывается, о чем он думает. Он поспешно принялся перебирать в голове темы для отвлекающего разговора и наконец выпалил:

– Вы всегда жили в Лондоне, мисс Робинсон?

– Я здесь только три дня, – ответила она.

«Наконец-то мы разговариваем», – подумал Хью, пусть даже эти фразы и были ужасно банальными.

– Как любопытно! – воскликнул он. – И где же вы проживали раньше?

– В разных местах, – ответила она уклончиво. – Я часто переезжала.

И она снова повернулась к Солли.

– Ах, вот как, – сказал Хью.

Похоже, их беседа закончилась, и это его расстроило. Мэйзи держала себя так, как будто обижалась на него за что-то.

Но Эйприл поспешила объяснить слова своей подруги:

– Мэйзи ездила вместе с цирком.

– Как неожиданно! И чем же она занималась?

– Ездила на лошадях, – обернулась Мэйзи. – Выполняла разные трюки, вставала в седле, прыгала с лошади на лошадь.

– В трико, конечно же, – добавила Эйприл.

Образ Мэйзи в плотно обтягивающих трико казался невероятно возбуждающим. Хью скрестил ноги и сказал:

– А как случилось, что вы стали заниматься такой… работой?

Мэйзи немного помедлила, потом на ее лице отразилась решительность. Она развернулась вместе со стулом и посмотрела прямо в глаза Хью. В ее глазах снова полыхнул дерзкий огонек.

– Случилось это вот как. Мой отец работал на «Тобиас Пиластер и Ко». Однажды ваш отец обманул моего и не выплатил ему недельное жалованье. В то время как раз сильно болела моя мать. Без этих денег пришлось бы умереть с голоду мне или ей. Поэтому я сбежала из дома, когда мне было одиннадцать лет.

Хью почувствовал, как его лицо заливает краской.

– Не думаю, что мой отец сознательно кого-то обманывал и не платил. Если вам было всего одиннадцать лет, то вы, пожалуй, что-то не так поняли.

– Зато я хорошо понимала, что такое холод и голод.

– Возможно, в чем-то ошибался ваш отец, – настаивал Хью на своем, хотя прекрасно понимал, что поступает невежливо. – Не следовало ему заводить детей, если он не мог их прокормить.

– Он мог их прокормить! – вспыхнула Мэйзи. – Он работал, как раб. А вы украли его деньги!

– Мой отец обанкротился, но он никогда ничего не крал.

– Если он разорился и не заплатил рабочим, то это одно и то же.

– Это не одно и то же, а вы дерзите и ведете себя непочтительно, делая вид, что не понимаете.