Приют одинокого слона, или Чешские каникулы - Татьяна Рябинина Страница 19

Говорят, все, что ни делается, - к лучшему. Она была с этим не согласна. Совершенно не обязательно к лучшему. Но все, что ни делается, обязательно для чего-то нужно. Не встреться ей когда-то Денис, получила бы она высшее образование, интересную, высокооплачиваемую работу, а главное - была бы сейчас рядом с Вадимом?

“Дамы и господа, - раздался из динамиков чуть простуженный голос, - через двадцать минут наш самолет совершит посадку в аэропорту Рузине города Праги. Попрошу вас привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни”, Затем то же самое прозвучало по-чешски и по-английски. Проваливаясь в воздушные ямы, самолет начал снижаться.

“Чем же все это кончится? - вздохнув, подумала Оксана и защелкнула пряжку ремня. - Не знаю. И не хочу знать”.

* * *

“…Итак, они приедут. Все шестеро. Я знал, что они не смогут отказаться. Каждый - по своей причине. Мне не важно, почему: из желания помириться и вернуть прежние отношения, либо чтобы отдохнуть за чужой счет, либо... Главное - они будут здесь.

Сегодня я поднимался на Петршин. На обзорную вышку. Смотрел сверху на Прагу. Время совершило круг, я снова здесь. Удивительно, но все пять лет, которые мне довелось прожить в Праге, я смотрел на эту гору издали, не решаясь подняться на нее. Надо сказать, что я был романтичным мальчиком. Чего стоили мои одинокие прогулки: Старе Мнесто, Мала Страна, Градчаны, все эти маленькие улочки, где трава пробивается между разбитыми булыжниками мостовых… За пять лет я исходил город вдоль и поперек. Все здесь дышит прошлым: каждый камень, каждый дом, каждое столетнее дерево. Прошлое проходит сквозь тебя, как магнитные линии. Ты болен им, и болезнь эта сладкая и мучительная. Но это не ностальгия, когда ты болен своим прошлым. Этому нет названия. Как будто тени обступают тебя со всех сторон, и твоя душа томится, не в силах покинуть тело и слиться с ними. Ведь я чужой здесь. Чужестранец, полюбивший принцессу…

Тогда любить страну, где нам выпало жить, считалось среди нас чуть ли ни неприличным. Да, мы признавали, что она красива, но любить… Пусть ее любят чехи - это их родина. В отличие от наших родителей, для которых зарубежная командировка была чем угодно: возможностью заработать, посмотреть мир, пожить, как они говорили, “в человеческих условиях” - для нас годы за границей были хоть и почетной, но все же ссылкой. Мы стремились домой, “в Союз”, и нам было наплевать, что там нет колбасы и нельзя рассказывать политические анекдоты в общественном месте. Я говорю “мы”, потому что был таким же и точно так же не понимал, что хорошо там, где нас нет. И все же…

Другая моя половина любила Прагу, Чехословакию до самозабвения, до смешного, до глупого. Безнадежная, безответная любовь всегда глубже и острее, чем любовь счастливая. Чехия не была моей родиной, и мне не суждено было здесь жить, но это лишь придавало моему чувству сладко болезненный, мазохистский оттенок.

Я не был в Праге тринадцать лет. Что мне мешало? Бери билет и поезжай. Ведь было к кому. К тому же Яну Хлапику, с которым мы четыре года просидели за одной партой, переписывались и перезванивались все это время. Он приезжал ко мне раз пять, сначала один, потом с женой, с детьми. Звал к себе в гости, но я не мог. Это было бы все равно что попытаться снова стать пятнадцати-шестнадцатилетним пацаном и горько разочароваться, потерпев неудачу. Та Прага, застывшая навеки, стала мною, и увидеть ее совсем другой (Гонза говорил, что столько всего изменилось, некоторые места просто не узнать) означало что-то сломать в себе. Наверно, это трудно понять. Быть может, это странно и даже нелепо, но таков уж я есть, и изменить меня теперь уже не сможет никто. И ничто...”

* * *

1 января 2000 года

- Что ты хочешь этим сказать? - снова спросила Лора, и голос ее истерично устремился ввысь.

- Лорик, не надо притворяться, что ты еще глупее, чем на самом деле, - вместо Оксаны ответил Макс. - Сделай паузу, скушай “Твикс”. Ксюша хочет сказать, что кто-то из нас ухлопал Генку. Так?

- Так, - кивнула Оксана. - Не инопланетяне же его…

- Но почему ты думаешь, что его убили? - удивился Миша. - Мне показалось, что он просто упал в потемках, ударился об угол. Выпили-то немало. Несчастный случай.

- Вы чем смотрели-то? У Генки разбит висок...

- А угол тумбочки в крови, все правильно, - нервно сглотнув, перебила Лида.

- Да вы что, ребята, слепые или тупые? - возмутилась Оксана. Она схватила со стола салфетку, сорвала с лески висевший у телефона карандаш и, придвинувшись поближе к камину, начала что-то чертить. - Смотрите! Вот окно, вот кровать - изголовьем к стене. Вот тумбочка, тоже у стены, и тот самый угол - почти вплотную к кровати. А теперь прикиньте, как он мог упасть, чтобы попасть виском точно на этот угол, да еще при этом лицом вверх?

- Черт! - вскочил с места Вадим. - Слон! Вот что было не так. Слона не было.

- Какого еще слона? - пропищала Лида.

- Как какого?! Того самого. Одинокого. Про которого он нам все уши прожужжал. Разве ты не видела? Он стоял у Генки на тумбочке. Бронзовый. На подставке. А когда мы вошли, его не было, точно помню.

- Я у него в комнате не была, - надулась Лида. - Что я там забыла?

Лора громко фыркнула. Оксана, словно припоминая что-то, нахмурилась и с сомнением смотрела на Лиду.

- Не было слона, - подтвердил Макс. - Так, может, слоном его и приласкали? А в окно выкинули? У подставки острые углы. А угол тумбочки кровью вымазали, чтобы было похоже на несчастный случай.

- Что там скрывать, Генка был изрядной сволочью, хотя и нехорошо так о покойнике, - задумчиво сказала Оксана, комкая салфетку. - И у каждого из нас была причина его ненавидеть. Не думаю, что кто-то будет горько о нем плакать. А еще я уверена, что за последние дни у всех возникало желание его пристукнуть. Вот кто-то свое желание и осуществил. Может быть, тому, кто это сделал, лучше было бы признаться? Не сегодня-завтра нас раскопают и начнут трепать, как утка навозного жука. Всех нас.

- А может, Ксана, это была ты? - взвизгнула Лора. - А теперь митингуешь, чистенькой прикидываешься?

- А почему не ты? - отпарировала Оксана.

- Потому что мне это ни к чему.

Услышав это, Миша вскинул брови и хотел возразить, но вовремя заметившая его порыв Лора опередила:

- На самом деле настоящие мотивы были только у мужиков, а у нас - так, за компанию. Как у боевых подруг. А вообще-то, я думаю, вряд ли убийца сознается. Ксюня правильно сказала, трепать будут всех. Поэтому всем хочется, чтобы он выкинул белый флаг и сдался.

Повисла пауза. Ветер выл все сильнее, а стоило ему притихнуть, начиналось соло часов. Они не тикали и даже не цокали, как казалось раньше. Они жадно чавкали, пожирая секунды. Свечи догорали, и в холле становилось все темнее. Макс подбросил в камин несколько поленьев и брикет угольной крошки - языки пламени взметнулись причудливыми щупальцами.