Тень Эдгара По - Мэтью Перл Страница 19

— Так как, мосье, не угодно ли в «Корнель»?

Поняв, что я согласен ехать с ним, комиссионер испустил вздох облегчения (весьма хриплый вздох), словно вознося благодарность небесам за то, что больше не нужно драть глотку.

— Сюда пожалуйте, сударь!

И он провел меня к экипажу и стал закреплять чемоданы на крыше. Время от времени он оглядывал меня, кажется, крайне довольный, что повезет представителя Нового Света.

— Вы прибыли по делам, сударь?

Я тщательно взвесил ответ:

— Не совсем так. На родине я имел адвокатскую практику. Однако недавно я оставил это поприще. Теперь я занят делом совсем иного рода. Буду откровенен — мне кажется, с вами я могу быть откровенен, — я прибыл в Париж, чтобы просить о помощи одного человека.

— Вон оно как! — отвечал комиссионер, явно пропустивший мою речь мимо ушей. — Стало быть, вы в дружбе с Купером?

— С кем, простите?

— С Купером!

После нескольких повторений этой части диалога выяснилось, что комиссионер говорил о писателе Джеймсе Фениморе Купере. Вскоре я понял: французы считают Америку тесной, если можно так выразиться, камерной страной, где два человека просто не могут быть не знакомы, даже если один из них промышляет охотой в лесной глуши, а другой — биржевыми спекуляциями на Уолл-стрит. Приключенческие романы Купера пользовались тогда огромной популярностью даже в самых рафинированных парижских кругах (достаточно было привезти экземплярчик на английском языке, чтобы стать желанным гостем в любом доме!). По общему мнению парижан, все американцы жили среди диких, но благородных индейцев. Я сказал, что не знаком с Фенимором Купером.

— Что ж, сударь, «Корнель» удовлетворит вашим самым изысканным запросам! Это не какой-нибудь вигвам! Осторожно — ступенька! Устраивайтесь поудобнее, сударь, а я заберу ваш остальной багаж.

Первое впечатление о парижских транспортных средствах не обмануло. Выбранный мной экипаж был куда просторнее, чем любой из наемных экипажей в Америке. Сиденья отличала необыкновенная мягкость. В тот момент самой большой роскошью мне казалось плюхнуться на бархатные подушки, и пусть меня везут в хваленый «Корнель». Не забывайте: я две недели провел на корабле. Путешествие началось в балтиморском порту, затем была остановка в Дувре — всего на одну ночь, и снова море, и прибытие во Францию, и шесть часов в поезде. Одна мысль о том, что нынче я буду спать в нормальной кровати, приводила меня в восторг! О, знал бы я, что лишусь едва обретенного комфорта — причем лишусь очень скоро и под угрозой холодного оружия!

Моя безмятежность была поколеблена, когда экипаж круто накренился, а затем вовсе остановился. Комиссионер, ругаясь, соскочил с козел.

— Обычная канава, — с облегчением в голосе пояснил он. — Я-то думал, колесо разболталось! Но тогда бы мы…

Из окна я видел, как лицо его вдруг застыло. Комиссионер замолчал на полуслове, точно в знак невыразимого почтения к некой очень важной персоне. Секунду спустя он уже пятился прочь от экипажа, а почтение в его чертах сменилось ужасом.

— Эй, любезный! — закричал я. — Сударь, что это вы делаете?

Я высунулся из окна. Возле экипажа стоял почти квадратный господин в застегнутом под самый подбородок ярко-синем мундире, с большими усами и изящно заостренной бородкой. Я хотел выйти и спросить незнакомца, не видал ли он, в каком направлении скрылся комиссионер, однако квадратный господин в синем мундире сам распахнул дверцу экипажа и со светской непринужденностью уселся рядом со мной.

Он заговорил по-французски. Увы, нервное перенапряжение и усталость мешали мне задействовать познания в этом языке, даром что в последнее время я добился изрядных успехов. Первой мыслью было выскользнуть в другую дверь. Я бы так и поступил, если бы выход не преграждал человек в шинели. Он слегка отогнул полу, дабы явить мне такой же ярко-синий мундир и саблю, свисавшую с начищенного черного ремня. Вид оружия, ослепительного в солнечном свете, оказал гипнотическое действие. Ладонь незнакомца опустилась на рукоять сабли; слегка постучав по рукояти пальцами, он многозначительно кивнул и произнес:

— Allons donc! [9]

— Полиция! — воскликнул я, одновременно с облегчением и со страхом. — Значит, господа, вы из полиции?

— Да, — сказал квадратный, протягивая руку. — Пожалуйте ваш паспорт, мосье.

Я подчинился и стал в тревоге наблюдать за выражением его лица.

— Кого вы ищете, господин офицер?

— Вас, мосье, — с лаконичной улыбкой отвечал квадратный.

Позднее мне объяснили, что в тот период бдительное око парижской жандармерии не пропускало ни одного молодого, а в особенности молодого и холостого, американца, полагая, что таковой может оказаться радикалом, прибывшим с целью свергнуть правительство. Учитывая, что правительство совсем недавно пережило этот пренеприятнейший опыт — я говорю о насильственной замене короля Луи-Филиппа республиканским правлением, случившейся за три года до описываемых событий, — так вот, учитывая это обстоятельство, страх перед радикализмом может показаться странным человеку, не слишком подкованному в политической истории Франции. Неужели, станет недоумевать такой человек, французы боялись, как бы чернь, уже имеющая законодательную власть и должным образом избираемого президента, не наскучила республиканизмом и не была спровоцирована к восстанию с целью вернуть короля?

Стражи порядка, остановившие мой экипаж, доходчиво объяснили, что префект жандармерии настоятельно рекомендует мне явиться к нему сразу по прибытии в Париж. Загипнотизированный и, как ни странно это звучит, очарованный саблями и элегантной синей формой, я с готовностью согласился.

Другой экипаж, с более резвой парой лошадей, примчал нас на рю де Жерусалем, где располагалась префектура.

Префект, добродушный и рассеянный человек по фамилии Делакур, присел подле меня (совсем как его подчиненный в экипаже) и в точно такой же манере изучил мой паспорт, к слову, безукоризненно выправленный мосье Монтором, французским послом в Вашингтоне. Мосье Монтор также снабдил меня письмом, подтверждающим мою благонадежность. Однако префект проявил крайне мало интереса к обоим письменным свидетельствам безобидности моих намерений.

Обозначив вероятную цель моего приезда как бизнес, туризм и образование, префект просил назвать нужное слово. Во всех случаях я отвечал отрицательно.

— Тогда что же привело вас в Париж нынешним летом?

— Видите ли, господин префект, мне нужно встретиться с одним человеком по очень важному делу, но дело это связано с Соединенными Штатами.

— И кто же этот человек? — спросил префект, пряча любопытство за легкой улыбкой.

Услыхав имя, он опешил, затем переглянулся с полицейским, сидевшим напротив нас.

— Кто-кто? — переспросил префект по истечении нескольких минут, как бы в полузабытьи.