Призрак Бомбея - Шилпа Агарвал Страница 19

— Я уехал, — крикнул с порога мальчик.

Нимиш едва сдерживал волнение, ведь скоро он обернет целую кучу новых книжек, с приятным хрустом загибая линейкой каждый упрямый лист оберточной бумаги.

«Амбассадор» Гулу выехал из аллеи. Шофер заранее обрызгал водой жасминовую гирлянду, которой он украсил миниатюрную статуэтку Ганеши, «устраняющего препятствия», над приборной панелью. Гулу купил цветы у торговца, проходящего мимо бунгало на рассвете, и положил такие же гирлянды для служанок на передней веранде — Парвати и Кунтал позже оставят ему пару монет. Раньше Гулу покупал каждый день по одной календуле, но это было давно.

— Можно? — спросила Мизинчик, открыв дверцу машины, и запрыгнула внутрь. — Маджи вздремнула, а мне нужна школьная тетрадка, ведь уже на следующей неделе начинаются занятия.

— Мне тоже! — завизжал Дхир и пустился за ними со всех ног.

— И мне! И мне! — заорал Туфан, тоже не желая оставаться в стороне.

— А что тебе задали? — спросил Нимиш, когда они тронулись.

Мизинчик замялась:

— Про привидения.

— Привидения?!

— Рам! Рам! — вскрикнул Гулу, выруливая из ворот, и пробормотал защитную мантру. — Каким только страстям не учат в школе…

— Так нечестно! — взвизгнул Туфан. — Мы этого не проходили.

— Но мы же смотрели «Бен-Гур» [72], — сказал Дхир, словно это одно и то же.

— Истории о привидениях, народные сказки — ну, все такое. — Мизинчик наигранно пожала плечами.

— Ясно. — Нимиш поджал губы и поправил пальцем очки на носу. — Народные сказки — полная белиберда, если, конечно, они не запротоколированы.

— В каком смысле?

— А вот в таком, — Нимиш приподнял «Рассказ о паломничестве в Медину и Мекку» сэра Ричарда Ф. Бёртона и постучал по обложке. — Он прибыл в Индию вместе с Ост-Индской компанией больше ста лет назад.

— Скучи-и-ища, — проскулил Туфан.

— А какая связь с привидениями? — спросил Гулу. — Хотя этот болван и сам на призрака смахивает…

Ему хотелось пресечь ученый разговор в зародыше. Нимиш любил углубляться в дебри и водить слушателей за нос. А Гулу нравились более увлекательные, хоть и приземленные темы. Например, последний фильм «Мугхал-э-Азам» [73]с роскошными танцовщицами-куртизанками или новая соседка, падкая на мужиков с широкими задами в тугих синтетических штанах.

— А по-моему, он милашка, — сказала Мизинчик и больно ткнула Туфана локтем.

Нимиш наградил ее улыбкой.

— Он величайший британский путешественник. И он не просто писал о жизни людей в колониях, но пытался понять ее, объяснить для остального мира. Нашу, кстати, тоже.

— Ну и как, он нас понял? — спросил Гулу, подняв брови, и ткнул почерневшим ногтем в свою кричаще-пеструю рубашку.

— Я родился слишком поздно для подобных открытий, — продолжал Нимиш. — Обо всех народах, к сожалению, уже написано. Но я тоже хочу путешествовать, переодевшись арабом или даже англичанином. Хочу раскрыть темную изнанку цивилизации, нащупать ее тайный пульс. Понять, чем живет общество, каковы его коллективные мечты и страстные чаяния.

На слове «страстные» Мизинчик слегка покраснела.

— Хочешь прикинуться англичанином? — спросил Гулу.

— Запросто.

— Бледный — еще не белый, — повторил Туфан любимую мамину фразу.

— Ишь ты, запросто-напросто! — воскликнул Гулу. — Едва ступишь на землю ее величества, фат-а-фат [74]поймешь, что ты черен, как трубочист.

— А что с привидениями? — перебила Мизинчик.

— Бёртон написал книгу «Индусские сказки о чертях», — невозмутимо ответил Нимиш.

— Индусские черти? — переспросила Мизинчик и задумалась, знает ли о подобной жути Пандит-джи.

Этот жрец с сальными волосами и глазами-бусинками приходил каждый понедельник. Он благословлял и давал бесполезные советы, не спуская глаз с пачки рупий, топорщившей ткань над неохватной бабкиной грудью. Мизинчик была глубоко уверена, что жрецы регулярно общаются с призраками и прочими духами, но сомневалась, что Пандит-джи интересуется чем-нибудь еще, кроме липких сладких ладду, которые он скрупулезно пересчитает перед каждой церемонией.

— Ну и бредятина! — Гулу отмел все слова Нимиша, надменно махнув рукой. — Христиане типа его — вот кто настоящие черти.

— На самом деле там говорится не о чертях, — в раздражении сказал Нимиш. — Это перевод мистических историй о царе Викрамадитье [75].

— A-a, — сказал Гулу. — Тогда я их знаю.

— Ты читал эту книгу? — поинтересовалась Мизинчик.

— Когда-то давно, — ответил Нимиш. — Однажды царь нес труп, висевший на мимозе, до гхапгы [76], но в труп вселился демон Бетаал. Он загадывал царю загадки, и в каждой заключалась человеческая мудрость.

— Мудрость-шмудрость! Для этого книжек читать не надо. — Гулу неодобрительно щелкнул языком. — Я все на свете узнал в детстве на вокзале.

Мизинчик хотела продолжить разговор, но Гулу уже пустился в свои обычные россказни:

— Я начинал чистить обувь на вокзале Виктория совсем мальцом — лет шести-семи. Виктория стучит, как сердце: ди-дом, ди-дом, ди-дом. Ее можно услышать, на! Там бьется пульс Индии. Сто лет назад построили самую первую железную дорогу, и отходила она от Виктории.

— Скучи-и-ища, — заныл Туфан.

— Я уже это слышала, — сказала Мизинчик. Обычно она с удовольствием слушала побасенки Гулу, но сегодня ее волновали насущные проблемы.

— С корешами Хари и Бамбаркаром я вкалывал на Большого Дядю, — продолжал Гулу, словно пересказывая приключенческий роман. — Он был толстенный, потому что проглотил целиком тигра, когда служил в армии. Едва разинет пасть, как оттуда рев слышится! Но он платил по паре ан [77]в день, их хватало на роти и дал, а то и на жареную чанну [78]в пакетике из газетной бумаги — от нее даже пар еще шел! Тогда мы были самыми счастливыми людьми на свете…