Дом в глухом лесу - Джеффри Барлоу Страница 19

Доктор пересек двор и подошел к двери – весьма тяжелой и старомодной; в середине ее, как раз на уровне головы, был вделан крохотный стеклянный «глазок», круглый, как «Скайлингденский глаз», однако далеко не столь зловещий. Войдя внутрь, гость снял в прихожей пальто и шляпу; восседающий на своем законном месте напротив регистрационной стойки коридорный оживленно болтал о чем-то с группой бездельников и праздных зевак.

– Вечер добрый, доктор, сэр! – громко поздоровался сей дородный, свирепо глядящий джентльмен с железной челюстью и неаккуратной стрижкой, великий визирь обувной ваксы и платяных щеток, сей лучший из носильщиков в плотно облегающем жилете и черных рукавах из каламянки. Рожденный под именем Альфред Снорем в городе Джей, на дальнем берегу озера, он в равной степени славился и под профессиональным своим псевдонимом как Коридорный «Деревенского герба».

– По-отрясающе погожий вечер, доктор, сэр, – как же, весна уж миновала, а я слыхал, что в этом году лето ожидается по-отрясающе погожее! – Мистер Снорем всегда изъяснялся именно так, громовыми восклицаниями, даже когда понижал голос до шепота, ибо бедняга был на три четверти и малую толику глух и всегда сомневался, расслышали ли его толком. Некогда он числился помощником садовника в одном из домов побогаче в верхней части Шильстон-Апкота, но ему дали от ворот поворот, как выражался он сам, потому что голосом своим он распугал всех котов.

Доктор кивнул, здороваясь с мистером Сноремом и его собеседниками, и прошел прихожую насквозь, заслышав из картежной наверху голос хозяина, куда менее гулкий. Там, как с порога заметил гость, шло без числа битв, и в каждом случае требовалось немало горячительной жидкости для подкрепления игроков, так что мистер Джон Джинкинс, долговязый буфетчик, трудился не покладая рук у пивного насоса за массивной дубовой стойкой. Бессчетные посетители, удобно развалившись на стульях вдоль ряда окон, беседовали друг с другом или наблюдали за игрой в пикет, ломбер и в двадцать одно.

В примыкающей зале для отдыха, по правую руку от доктора, полным ходом шла игра в нарды, да и бильярдный стол за камином приверженцы дарили вниманием самым пристальным. Несколько усталых путешественников, устроившись на диванах и мягких креслах вокруг очага, лениво листали старые газеты, или молча курили, или просто наслаждались атмосферой горной гостиницы (и, возможно, пытались отдышаться, учитывая, сколь разрежен в горах воздух). Юная леди разыгрывала гаммы на фортепьяно, особого успеха, впрочем, не снискав – как в силу отсутствия таланта, так и в силу того, что инструмент был безнадежно расстроен.

Над всей честной компанией в гостиничной зале нависал жуткий зверинец из укрепленных по стенам трофейных голов. Застывшие морды бизона и медведя, тапира и пекари, оленя и лося глядели с обитых дубовыми панелями стен, а морда саблезубого кота – с камина; стеклянные глаза критически рассматривали человеческий зверинец внизу, а иссохшие мозги, чего доброго, измышляли достойную месть виновникам своего бедственного положения.

Среди штата трактирной прислуги особенно выделялась мисс Черри Айвз, дочка хозяина. Её вдумчивая и вместе с тем любезная речь, ее стремительная, целеустремленная поступь, ее неутомимое усердие бросались в глаза повсюду, не важно, отправляла ли она одного или более слуг с тем или иным поручением, или радела о нуждах посетителей, или при необходимости помогала отцу. В свою очередь мистер Ним Айвз проводил вечер, бродя туда-сюда по заведению и задерживаясь то тут, то там – в зале для отдыха, и в комнате для игры в карты, и во дворе перед конюшней, и перед регистрационной стойкой, справляясь о том и о сем, буде возникала необходимость, а по ходу дела перебрасывался шутками с местными завсегдатаями и вовсю смеялся заодно с гостями, некоторые из которых прибыли только что, последней каретой. В этом и состояла главная цель его жизни, его raison d 'etre [12]: одаривать клиентов и друзей остроумием и добрым приветом, предоставляя дочери надзирать за штатом прислуги и за приготовлением снеди.

Среди картежников наблюдался преподобный мистер Скаттергуд вместе со своими посеребренными очками: он увлеченно разыгрывал партию в пикет с мистером Лэшем, деревенским учителем. Были там и мистер Марк Тренч, и его гость из дальних краев, мистер Лэнгли; с избытком запасшись пивом и сигарами, они старались как могли, подзуживая викария и его противника при помощи разнообразных тонких замечаний и сдержанной остроты-другой, а те изо всех сил пытались сосредоточиться и не сбиться со счета.

Подметив в руках у большинства собравшихся до краев наполненные стаканы, доктор вновь задумался о предстоящем ему одиноком ужине и о том, сколь небогат его буфет горячительными напитками; засим он направился прямиком к стойке и потребовал пинту шестипенсового хвойного у расторопного мистера Джинкинса, прежде чем мало-помалу погрузиться в течение и ход общего разговора.

Сгустилась тьма, и теперь мало что можно было рассмотреть сквозь ряды окон на галерее, забранных старинными решетками-ромбами; днем за ними открывался весьма живописный вид на Одинокое озеро, отчасти скрытое за деревьями. Несколько створок были распахнуты в ночь, пропуская свежий воздух. Утвердившись у одного такого окна и наблюдая за четверкой, играющей в вист, доктор вдруг услышал снаружи шум крыльев. А мгновение спустя послышался леденящий душу крик и тут же – пронзительный хохот вроде совиного. Пергаментно-бледное лицо доктора посерело еще больше, ежели такое возможно. Сощурившись, он вгляделся сквозь железные прутья. От жуткого звука у доктора мороз пробежал по коже: он безошибочно распознал охотничий клич тераторна. На всякий случай мистер Холл тщательно прикрыл оконную створку и, снова взявшись за стакан, обнаружил, что пива в нем осталось совсем на донышке; сделав сие открытие, доктор вновь направил стопы свои к мистеру Джинкинсу и пивному насосу.

Спустя некоторое время сквайр Далройдский и его гость, истощив запас добродушного подтрунивания, адресованного игрокам в пикет – как всегда, скрытный мистер Лэш выигрывал, а викарий – напротив; к такому положению дел почтенный джентльмен давно привык и относил его за счет непостижимости Господнего промысла, – так вот, спустя некоторое время сквайр и Оливер перебрались к дубовой стойке, где к мистеру Тони Аркрайту, ветеринару по профессии, и мистеру Айвзу уже присоединился доктор Холл с очередной пинтой.

– Чертовски рад вас видеть, любезный хозяин, – промолвил, небрежно развалясь, Марк. – Вот тут мой друг мистер Лэнгли хотел вас кое о чем спросить. Я по меньшей мере целый день отговаривался да увиливал, поскольку почти уверен: ерунда все это; но вот мы, а вот и вы, так что, видимо, никуда не денешься. Кроме того, он же меня вконец изведет, если ответа так и не добьется.

– А в чем же заключается это ваше «кое-что»? – полюбопытствовал мистер Айвз, обращая выразительное лицо к гостю из Вороньего Края.

– Не останавливался ли у вас в «Гербе» некий пожилой священник? – осведомился Оливер. – Я только потому спрашиваю, что нам с Марком довелось вчера утром столкнуться с человеком, соответствующим такому описанию, у Далройдской пристани. Он прогуливался по берегу с женой или с женщиной, которую мы таковою сочли. Оба выглядели весьма жалко и словно себя не помнили от тревоги и беспокойства.