Дочь палача и Совет двенадцати - Оливер Петч Страница 18

– Ты ведь тоже хочешь знать, что стоит за этим убийством, – возразил Куизль. – Ну так не валяй дурака! Можно подумать, палачу впервые доводится вскрывать труп.

– Да, но не жертву же убийства! Висельников, про которых никто и не вспомнит, я и сам иногда взрезаю. Из чистого любопытства. Ну, и сердце какого-нибудь вора можно продать за хорошие деньги… Я даже получил разрешение от мюнхенского судьи. Но сейчас это может дорого обойтись нам обоим.

Якоб пожал плечами.

– Ничего нам не будет, если я аккуратно ее зашью и она будет в платье. Никто даже не заметит.

Дайблер помялся в нерешительности и наконец вздохнул.

– Ладно, в интересах истины…

Он достал две серебряные монеты и сунул надзирателю, который внимательно следил за их разговором.

– Это из кошелька девицы, – пояснил Дайблер. – Можешь оставить их себе, если будешь держать рот на замке. Через неделю получишь еще талер. Ну а если проболтаешься… – В его голосе прозвучала угроза.

– Я… я нем как могила, – пролепетал Густль и жадно сграбастал монеты.

– Тогда покончим с этим поскорее.

Куизль задрал на девушке платье. Потом вынул нож, такой же острый, как и палаческий меч, и сделал первый надрез сверху вниз.

За свою жизнь Якоб взрезал уже десятки трупов. Его, как и Дайблера, завораживал внутренний мир человека, до сих пор почти неизведанный. В вопросах медицины Куизль, с полным на то основанием, считал себя более сведущим, чем большинство ученых врачей от Мюнхена до Шонгау. Дома у него имелась небольшая библиотека на латыни, уйма всевозможных лекарств и хирургические инструменты, которые он время от времени одалживал своему зятю.

«И все равно он – лекарь, а я – презренный палач», – промелькнула у него мысль.

Якоб рассек тонкий слой кожи и жира, затем взрезал соединительную ткань и осторожно раздвинул внутренности. Он осмотрел по очереди каждый орган, хотя, в сущности, интересовал его только один: туго наполненный ярко-красный мешочек. Отыскав желудок чуть ниже грудины, палач надрезал его, и оттуда хлынула красновато-черная масса.

В ней обнаружились черные ядрышки и полупереваренная кожура. Комнату наполнил уже знакомый сладковатый запах, который подтвердил предположение Куизля. Палач торжествующе ухмыльнулся.

– Так я и думал, – проговорил он.

– Господи, о чем же ты думал? – прохрипел Дайблер, зажимая нос. – Говори, не тяни! Мне и так уже дурно.

Соответствующие звуки из соседней комнаты говорили о том, что Густль не выдержал ни запаха, ни зрелища. Якоб накинул полотно на тело и повернулся к Дайблеру.

– Желудок полон ягод красавки, – пояснил он. – Бедняжка, должно быть, съела их целую миску. Думаю, это был компот с черникой или ежевикой. Я еще вчера почуял запах, да и зрачки у нее были чуть расширены. Значит, она отравилась не так уж и давно, – он кивнул на труп под полотном. – Содержимое желудка все показало.

– Хм… Выходит, она по каким-то причинам приняла яд, привязала к поясу мешок с камнями и бросилась в ручей? – спросил Дайблер. – По-твоему, так все было?

Куизль задумчиво склонил голову. Он с удовольствием сейчас закурил бы, но у него и так болела голова от густого дыма в трактире.

– Красавка весьма коварна, – задумчиво произнес Якоб. – Три-четыре ягоды возбуждают желание, но дальше наступает безумие, а потом и смерть. Судя по расширенным зрачкам, можно предположить, что девушка была не в себе, прежде чем оказалась у ручья. В таком состоянии мешок с камнями к поясу не привяжешь. Кроме того, это не могло остаться без внимания. Отравленные впадают в бешенство, орут и бесятся…

– И что ты думаешь? – Дайблер выставил подбородок. – Выкладывай! Я же по глазам вижу, что у тебя есть предположения.

– Думаю, эту девушку кто-то отравил. Судя по всему, это засахаренные или высушенные ягоды красавки. В это время года сама она набрать их не могла. Девочка, должно быть, съела их с большим аппетитом. В желудке имеются остатки какой-то выпечки. Убийца дождался, когда бедняжка умрет, затем притащил ее к ручью, привязал к поясу мешок с камнями и утопил.

– Тогда и с медальоном все стало бы понятно, – добавил Дайблер. – Может, она надеялась замедлить действие яда, вот и схватилась перед смертью за амулет…

– При таком количестве ягод даже пресвятая Дева Мария бессильна. Как бы там ни было… – Куизль снова показал на труп, – …это было не самоубийство, Михль, а четко спланированное убийство. И убийца разгуливает где-то по Ау… – Он устало потянулся. – А теперь принеси-ка мне иголку с ниткой, чтобы мы успели хоть пару часов поспать перед завтрашней встречей.

Пока Якоб зашивал труп, его не покидало странное чувство, будто он что-то упустил – что-то связанное с мертвой девушкой и ее вскрытием. Но голова по-прежнему была слишком тяжела, чтобы раздумывать над этим.

И постепенно эта существенная деталь ускользнула от его внимания.