Волшебный пояс Жанны д'Арк - Екатерина Лесина Страница 18

— Кажется, да… дедушка.

— Вот и хорошо. Налей мне вина.

Жиль поспешил исполнить просьбу и, подав бокал, спросил:

— Я не хочу быть слепым.

— Ты и не будешь, — пообещал дед. — Я учу тебя… и думается, что научу. Но будь осторожен. На пути знания множество искушений. Иные знания опасны… да…

Дед не пил вино, но смотрел в кубок. И Жиль заглянул. Вино показалось темным, густым, будто и не вино, а кровь.

— Скоро мы уедем, — произнес дед. С ним случалось менять тему беседы резко. — Здесь мне тесно…

— Куда?

— Тиффож… пора тебе учиться…

— Я учусь! — Жиль побледнел, представив, что предстоит учиться еще больше.

— Не тому, — дед усмехнулся. — Учиться быть воином… В нашем роду трусов не было, Жиль…

Птицу она оставила, а вот записку, свернув, сунула в карман халата.

Спохватилась — в этом доме, надо полагать, не принято разгуливать в подобном виде. Переоделась, натянув старые, разношенные и тем удобные джинсы. Майку схватила наугад.

Руки дрожали.

Птица ведь не исчезла, лежала… Кто ее принес?

И когда?

Нет, когда — понятно, Жанна в это время в душе была. Правильно, она зашла в комнату, и… и птицы не было. Жанна ее заметила бы, а раз не заметила, то, значит, птицы определенно не было. Жанна отправилась в душ, и в это время кто-то…

Кто?

Кто угодно. Гадать она может долго. И кажется, единственный человек, к которому Жанна не то чтобы доверием прониклась, но явно не желающий, чтобы она уезжала, — это Кирилл. И если так, то следует с ним побеседовать…

В коридор Жанна выглянула осторожно, опасаясь… сама не зная чего, но все одно опасаясь — родственники вели себя слишком уж непредсказуемо. Но коридор был пуст. И куда идти? У кого спросить, чтобы…

К счастью, первой, на кого Жанна наткнулась, была горничная, которая к просьбе отнеслась с пониманием. И Жанну проводила.

Комнаты Кирилла располагались в восточном крыле, рядом с покоями Алиции Виссарионовны, о чем горничная предупредила шепотом, точно опасалась, что их подслушают.

Уверенность Жанны в том, что беседа эта необходима, таяла с каждым шагом. И когда горничная ушла, верно, рассудив, что, что бы там гостья ни задумала, ее это не касается, Жанна отступила.

Птица?

Не так уж и страшно… Дети, случалось, подбрасывали в стол и мышей, и жабу живую, огромную… а дохлая птица — всего-навсего неприятность. В мусорное ведро ее отправить… ну или, наплевав на все правила приличий, вовсе из окна выбросить.

Кирилл же…

Постучать Жанна не успела, как и уйти из этого, заповедного, крыла, когда дверь открылась, едва не стукнув ее по лбу.

— Привет, — только и сумела сказать она.

— И тебе здравствуй, — ответил Кирилл. — Что случилось?

— А… с чего ты взял, что что-то случилось?

— Ну… — он пожал плечами. — Мне кажется, что просто по мне соскучиться ты не успела.

Вместо ответа Жанна протянула записку.

— Даже так… — Кириллу хватило одного взгляда. — Под дверь подсунули?

Она покачала головой и, вздохнув, призналась:

— Птицу дохлую подбросили… на стол… грача. Большого такого, черного… а в клюве вот… и… мне, наверное, стоит уехать, но…

— Проходи, — Кирилл посторонился, пропуская Жанну. — Гостем будешь…

— Спасибо, я и так, кажется, слишком… загостилась.

— Заходи. — Он явно не привык к отказам и, взяв за плечи, подтолкнул Жанну к двери. — Чаю попьешь, успокоишься. А заодно и поговорим.

Отказаться от приглашения не выйдет, это Жанна осознала ясно. И дверь за спиной закрылась с глухим звуком.

— Садись куда-нибудь…

…Здесь не было ни приторной белизны, ни хрома.

Огромные окна. Тяжелые гардины. Бархат и атлас. Ковер восточный, узорчатый.

Напольные часы с боем.

И Кирилл, который в этот традиционный, если не сказать устаревший, интерьер вписывался чудеснейшим образом.

— Твой отъезд ничего не изменит. — Он сел в кресло, которое больше походило на трон.

— Почему?

Жанна устроилась на диванчике.

Неуютно.

Она лишняя в этой комнате, но… если уйти отсюда, то придется вернуться к себе, а там дохлый грач и, может быть, не только он.

— Потому что ты уже появилась, — сказал Кирилл так, будто эта фраза объясняла все. Для него, быть может, и объясняла, но не для Жанны.

— Не понимаю…

— Алиция Виссарионовна тебя видела. И признала. И даже если ты сейчас соберешь сумки и исчезнешь, ты останешься в ее памяти. И, что куда хуже, в ее планах. Это понимают все, кроме тебя. Ты можешь бежать, но она своего решения, какое бы оно ни было, не изменит.

Кирилл вздохнул и стиснул кулаки.

Ему обидно, наверное. Он ведь жил в этом доме и работал на износ, как для себя, а получалось, что вовсе не для себя, что, несмотря на все старания, ему не стать наследником. И быть может, именно его удел — компенсация и благодарность.

Почетная отставка.

— Тогда зачем это все?

— А здесь вопрос сложный — зачем… Первая версия: чтобы ты нервничать начала. Где нервы — там истерика. Алиция Виссарионовна на дух истеричек не выносит.

Нервы? Истерика?

Нервы у Жанны были, она помнила, что были… и нервы эти отзывались на боль бессонницей. Сначала, когда родителей не стало… потом Илья… и, наверное, больно было не столько из-за того, что он обманул, втравил ее в дело с кредитом, сколько потому, что Жанна позволила себе поверить, что может быть счастлива.

— Держишься, — удовлетворенно произнес Кирилл. — И это хорошо…

Держится. И злится. За Жанной такое водилось прежде. Злость, которую она испытывала, была чувством иррациональным, не поддающимся объяснению. Она не туманила разум, но, напротив, делала его ясным. Злость подсказывала правильные вопросы.

И чутье обостряла до предела. И сейчас это самое чутье говорило, что Кирилл не все рассказал.

— А вторая версия? — Жанна провела ладонью по обивке дивана.

Неровная.

Плотная ткань, гладкий шелк вышивки. Птицы и цветы, цветы и птицы… сельская пастораль какая-то.

— Вторая… — Кирилл смерил ее внимательным взглядом. — Со второй сложней… Быть может, эта вторая версия мне и вовсе примерещилась…

Замолчал. И эта пауза — негласное предложение отступить, принять как данность первый, весьма логичный, удобный даже вариант.