Механический рай - Александр Трапезников Страница 18

Драгуров не знал, что ответить. Официально он получал в месяц около двух тысяч долларов. Других доходов у него не было. Отдавать четверть заработка этим подонкам? И глупо, и обидно. Но теперь везде так. На днях даже приходили из префектуры, чтобы он за свой счет отремонтировал фасад здания. Узаконенный рэкет. Где выход?

— Я согласен, — произнес Владислав, а про себя подумал: «Ладно, еще поживем. Главное, выиграть время…»

Галя выглядела расстроенной, но Карина не придала этому значения. Она вдруг почему-то перестала интересоваться делами дочери, хотя в другое время замучила бы расспросами. Ей не терпелось прочитать сценарий, еще до возвращения мужа, а потом уж переговорить с ним. Стоит ли вообще снова связываться с кино? На титульном листе значились две фамилии: Алексей Колычев и Николай Клеточкин. Затем шло условное название будущего фильма — «Свет и тени в среде обитания». Название было громоздкое, претенциозное, годящееся для новеллы или повести, но не для кинопроката. Оно не понравилось Карине; ясно, что Клеточкин заменит его на другое, более кассовое. Он и сам сказал ей об этом. А кто такой Алексей Колычев? Такую фамилию она не слышала, хотя и заставляла себя следить за новостями из мира кино и литературы. «Талантливый идиот», — так определил его Коля. А он и сам попадает под эту категорию…

Действие сценария происходило в старой Москве и в сегодняшние дни, даже с небольшим захлестом в будущее, года на три-четыре. От начала и до конца века. Герои — люди и куклы, как и в прежнем фильме Клеточкина. Но та картина провалилась с треском. Что будет с его новым «шедевром»? Нет, все-таки он сумасшедший. Вновь хочет соединить несовместимое: живой дух и мертвую материю.

Перелистнув первые страницы, которые Карина уже успела прочесть в студии, она углубилась в сценарий… Мастер Бергер создал две одинаковые механические игрушки, двух металлических мальчиков. Один исчез вместе со своим странным заказчиком, второй начал долгое путешествие по миру людей. Колычев с Клеточкиным одушевили куклу, она должна была вести закадровый монолог для зрителя, иллюстрируя жизнь тех семей и те события, вокруг которых вращалась. По существу, игрушка оказалась свидетелем целой эпохи, огромного исторического пласта, показанного не через какие-то глобальные знаковые символы, вехи, а сквозь увеличительное стекло, направленное на обычное течение жизни людей. Аристократ, купец, белый офицер, эмигрант, совслужащий, крестьянин, рабочий, староста в оккупации, священник, партаппаратчик, дирижер, вор, генерал, диссидент из психлечебницы, демократ в перестроечное время, бандит, депутат Думы, новый русский, бомж, самоубийца… Все истории были пунктирно связаны друг с другом — не только этой куклой, но и каким-либо визуальным или смысловым скрепом: выстрелом, разбившейся чашкой, боем часов, оброненным словом, жестом, восходом солнца, льющимся дождем… Конец одного эпизода становился началом другого. Это не только не давало сценарию распасться на отдельные фрагменты, но и привносило ощущение сопричастности малого и великого, природы и человека, неразрывности всего мироздания, где нет случайной травинки. И не случайно было создание этих двух металлических мальчиков мастера Бергера как предвестников конца света, как символов апокалиптичности времени. Один жил среди людей, другой — в ином мире, но рано или поздно должен был явиться сюда.

Чем дольше Карина читала сценарий, тем хуже у нее становилось на душе и тем больший страх ее охватывал. Она и сама не могла понять, почему это происходит. В рукописи не было ничего мистического, наоборот, все реально, узнаваемо, а многие эпизоды выписаны с тонким психологизмом, исторической достоверностью, юмором. Этот Колычев — действительно очень одаренный парень. Кукла, ставшая тотемом, не влияет на судьбы людей и не убивает их — это мертвый кусок железа. Она просто является катализатором их безумных желаний, просвечивает, подобно рентгеновским лучам, их мечты, а то, что комментирует их поступки и становится невольным участником и свидетелем детективных, любовных или житейских историй, так это всего лишь причуды жанра, волшебство кино. Нет, тут и не пахнет ни мистикой, ни триллером, ничем другим новомодным и глупым. И авторы умеют «держать» сюжет, не размазывают его в философско-эстетическую кашу. Фильм может получиться и зрелищным, и дающим пищу для ума…

Не выдержав, отложив сценарий, так и не дочитав его до конца, Карина набрала номер телефона Клеточкина.

— Как ты собираешься отснять исторический материал? — спросила она возбужденно. — Это же нереально. А эпизоды в Маньчжурии? Выпишешь всей съемочной группе командировку? Ты не Спилберг.

— Обычное дело: монтаж документальной хроники. Ясно? — отозвался Николай. — Ты все прочитала?

— Нет.

— Тогда какого хрена звонишь?

И в трубке раздались короткие гудки. А Карина вновь пододвинула к себе сценарий.

Вечером в палату к Гере ввалились его уличные приятели, галдя и шутливо толкая друг друга. Видно, кто уже обкурился, а кто нанюхался клея. Как их всех пропустили — непонятно. Наверное, дежурившая медсестра просто побоялась связываться.

— Я ей сказал, что она сейчас сама на больничной койке окажется! загоготал Дылда. — Сразу со всеми нами. Ну-ка, подвинься. Ты, говорят, в летчики записался?

В палате лежало еще семеро. Согнав двух больных с ближайших кроватей, подростки уселись возле Геры. Вытащили из сумок спиртное и яблоки. Закурили, сплевывая на пол.

— Хорошо лежишь, — сказал Кича. — Как икона. Свечку в руку еще не ставили?

— А чего ты вообще прыгнул? — спросил Жмох.

— Дозу перебрал, что ли?

— Или столкнул кто? — поинтересовался Аист.

— Ты скажи, он у нас так полетает! С подъемного крана. Нет, правда?

— Думал, бассейн внизу, — отозвался наконец Гера.

— Ну, чего приперлись? Здесь, между прочим, госпиталь, а не помойка сраная, где вам всем и место. Смотрите, как бы медсестра милицию не вызвала. Он оглядел вытянувшиеся лица приятелей и усмехнулся:

— Не боись, я отмажу. Скажу, что вы мои дебильные братья.

— Короче, расклад такой, — нерешительно произнес Дылда, взяв руль управления на себя. Он негласно числился первым заместителем Геры. — Живчики совсем оборзели, а Пернатый и вовсе съехал. Сегодня ночью разборку устраиваем, Назрело. Но без тебя не начнем.

— Пошевели пальчиками, — вставил Жмох. — Члены не отнялись? Могу свой одолжить.

— Твоим пупырышком только мух щекотать, — огрызнулся Гера. — Что произошло?

Ребята переглянулись, заерзали, не решаясь начать. Они знали, что слушать об этом Гере будет неприятно.

— Лешку-Лентяя они поймали. И измордовали так, что тот сейчас в Склифе загорает, — сказал Дылда.

— Он в парке с девчонкой гулял. А парк общий, ничей. Так мы договаривались. Это не дело.

— Лентяй вышел из нашей компании, — задумчиво произнес Гера, чувствуя, что они чего-то не договаривают. — Зачем вмешиваться?

— Еще не вышел. Только хотел, — вмешался Кича.