Американский детектив - 4 - Джон Гоуди Страница 18

— А что случилось? В чем вас обвиняли?

— Меня ни в чем не обвиняли. Это был всего лишь оговор, но меня заставили уйти. Вы говорите, словно прокурор.

— Простите, — ивинился Райдер.

— Черт возьми, я вовсе не отказываюсь говорить про это. Меня ложно обвинили. Бейкам нужно было найти жертву...

— Кто такие "бейки"?

— Специальные инспекторы. Тайные агенты. Они повсюду ходят в штатском и и проверяют персонал. Иногда даже одеваются как хиппи, ну, знаете, те, с длинными волосами. Шпионы, вот они кто.

— Почему их зовут бейки, потому что они всюду суют свой нос? улыбнулся Райдер.

— Все так думают. На самом деле их прозвище, как бобби в Лондоне, пошло от первого шефа службы безопасности в старой компании ИРТ. Его звали Х. Ф. Бейки.

Райдер кивнул.

— И в чем же они вас обвинили?

— Решили, что я вхожу в банду, которая перевозит наркотики, возмущенно продожал Лонгмен. — Понимаете, их перевозят по городу, передавая машинисту, а потом в Гарлеме их кто-то забирает. Бейки пытались пришить это дело мне. Но доказательств у них не было; меня ни разу не поймали. Как меня могли поймать, если я этого не делал?

— Против вас подстроили обвинение?

— Вот именно.

— Но вы были невиновны.

— Разумеется. Неужели вы думаете, что я на такое способен? Вы же меня знаете.

— Да, — кивнул Райдер. — Я вас знаю.

Комо Мобуту

До момента, пока его не привели в ярость двое черных парней, Комо Мобуту сохранял хладнокровие. Ничего не произошло, и вообще это было не его дело. Кто-то обрывал плакаты в метро дважды в день, и он даже не успевал моргнуть глазом. Если бы это не имело ничего общего с революционными надеждами угнетенных чернокожих, можно было бы считать, что этого не существует, его просто нет.

То, что он оказался втянутым в это дело, доставило ему какое-то непонятное удовольствие. Даже не то, чтобы втянутым, скорее выброшенным, потому что он ездил в метро. Он не относился к тем типам, что ездят в такси или лимузинах с атташе-кейсами на коленях и летают в первом классе на "Боингах-747", где красотки-стюардессы раздают бесплатные коктейли, не входил в международное сообщество так называемых "Братьев побережья", резвящихся от Парижа до Алжира. Он был настоящим профессиональным революционером, и даже будь у него средства, все равно ездил бы общественным транспортом, как все, а на длинные дистанции перемещался бы автобусами "Грейхаунд".

Обычно, — если большие серые матери не устраивали так, что у него изо рта начинала течь слюна, — он почти наслаждался поездками на метро, потому что знал, как проводить время. Именно проводить время, а не бессмысленно его тратить. Обычно он выбирал какую-нибудь серую свинью, останавливал свой взгляд на этом сукином сыне и пристально смотрел на него, пока тот не отводил глаза. Довольно часто сукин сын начинал так сильно нервничать, что пересаживался на другое место или вообще переходил в другой вагон. Некоторые так нервничали и потели, что выходили из поезда, не дожидаясь своей станции.

Он только и делал, что смотрел, но они читали в его глазах дикую ярость народа, который поднимался после 300 лет репрессий и геноцида. Не было ни одного белого, который не прочел бы этого послания в его немигающих зрачках беглого негра-раба из Вест-Индии и не уступил бы перед брошенным ему вызовом. Он ещё ни разу никому не уступил. Он гипнотизировал этих сукиных детей. Если бы каждый Брат делал то же самое, они могли бы собрать столько энергии, что парализовали к черту всю эту свинскую цивилизацию.

Мобуту выпрямился на сидении и уставился на симпатичную белую девицу в замысловатой шляпке, глядя через неё насквозь. Когда сидевший рядом престарелый щеголь заговорил, он даже не повернул головы. Плевать он хотел на них всех, это его не интересовало. Но теперь краем глаза он заметил двух чернокожих пареньков, сидевших через проход. Оба были очень темнокожими, настоящими африканцами, лет по семнадцать-восемнадцать. Посыльные, обслуживающие хозяина, таскающие для белого человека его пакеты. Больше всего его взбесило, что они вытворяли со своими глазами. Большие ласковые карие глазищи они закатывали так, что оставались видны только белки, белоснежные, как мрамор, а потом усмехались, помахивая своими паршивыми хвостами так, что это просто сводило человека с ума и понуждало всадить пулю им в задницу.

Еще не сообразив, что он делает, Мобуту яростно закричал через проход:

— Черт подери, вы, паршивые ниггеры, оставьте свои глаза в покое, вы меня слышите? — Он уставился на них, и парни ответили изумленными взглядами. — Вы глупые ниггеры, вы ещё слишком молоды, чтобы играть в дядю Тома. Смотрите прямо, смотрите этому типу прямо в его поганые глаза!

Все в вагоне уставились на него и, обводя взглядом одного за другим, он остановился на хорошо одетом негре с атташе-кейсом. Лицо его оставалось непроницаемым и казалось каким-то отстраненным. Белый негр, давно потерянный для движения, не стоящий чести стать братом. Но пареньки... Пожалуй, стоит устроить для них небольшую демонстрацию.

Повернувшись к человеку с автоматом, но обращаясь к паренькам, он заявил:

— Братья, у вас нет никаких причин бояться этого белого сукина сына. Скоро придет время, когда мы заберем у него автомат и засунем его этой свинье в глотку.

Человек с автоматом бесстрастно, даже как-то скучающе, бросил:

— Заткни свою паршивую пасть.

— Я не выполняю приказов белых сукиных детей и свиней.

Стивер повел автоматом.

— Подойди-ка сюда, болтун.

— Думаешь, я тебя боюсь, свинья? — Мобуту встал. Ноги у него дрожали, но не от страха, а от ярости.

— Я просто хочу, чтобы ты подошел, — сказал Стивер. — Подойди сюда.

Мобуту вышел в центр вагона, выпрямился и остановился перед ним, стиснув кулаки.

— Ну, попробуй, — прошипел он. — Попробуй убить меня. Но я предупреждаю, таких, как я, тысячи и тысячи, и они перережут твое свинячье горло...

Без всяких усилий и всяких эмоций Стивер перебросил автомат за спину и двинул Мобуту кулаком в левый висок. Мобуту ощутил резкий удар, в глазах у него посыпались красные искры, он завалился назад и через миг обнаружил, что сидит на полу.

— Вот там и сиди и больше не разевай пасть.

Голос Стивера доносился до Мобуту, как сквозь вату. Негр потрогал лицо и понял, что кровь из разбитой брови заливает глаз. Потом поднялся и рухнул на сидение рядом со стариком. Тот протянул руку поддержать его, но Мобуту резко её оттолкнул. В вагоне воцарилась тишина.

— Сам напросился, — буркнул Стивер. — Надеюсь, больше этого никто делать не станет.

Мобуту достал платок и прижал ко лбу. Правым глазом он косился на посыльных. Глаза у них вылезли на лоб, губы отвисли.