Любовь-морковь и третий лишний - Дарья Донцова Страница 18

Щепкина закатила глаза.

– О боже, снова новенькая.

– Да, простите.

– Надоело до смерти!

– Понимаю.

– Ну сколько можно сотрудников менять!

– Верно.

– Опять вам все объяснять надо!

– Право, я не виновата.

Софья сказала:

– Ладно, потом убью Батурина. Давайтезнакомиться – Щепкина, родственница того самого Щепкина, Михаила Семеновича,отца российского театра!

Слышала, надеюсь, это прославленное имя?

Я закивала.

– Конечно, конечно.

– Ника Оболенская будет вам говорить, чтоявляется потомком известных князей, не верьте ей. Фамилия Ники в девичествеКрошкина, Оболенской она по первому мужу стала, нет в ней благородной крови, авот во мне гены великого трагика, талант в нашей семье переходит по наследству.Чего стоишь столбом? Начинай причесывать и гримировать, не хлопай глазами.

Знаешь, какой спектакль сегодня?

– Нет, – проблеяла я.

– «Анна Фифаль», поняла?

– Э.., э.., ну.., в общем!

Щепкина схватилась тощими ручонками за виски.

– О боги! «Анна Фифаль» – пьеса,рассказывающая о жизни Анны Фифаль. Усекла?

– Да.

– Я играю ее младшую сестру, женщинутридцати лет, я никогда не скрывала своего возраста, честно признаюсь, мнедвадцать восемь, поэтому особого грима не понадобится.

Я подавила смешок, кажется, вчера сия мадамназывала иную цифру, вроде речь шла о тридцати двух годах.

– Ну, приступай, – заерзала на стулеСофья.

И тут только до меня дошло: сейчас придетсягримировать актрису! Но я не умею делать ничего подобного!

– Впрочем, сначала причеши парик, –велела Софья, – а я пока покурю. Ты не против поболтать?

– А где парик? – спросила я.

– Так на болване, – ткнула рукой всторону подоконника Щепкина и добавила:

– Где-то я тебя встречала… Лицо знакомое!

Я подошла к окну, сняла парик с подставки,схватила расческу и, кое-как приглаживая пряди, ответила:

– Я сидела в гримерке вчера, у Жанны, авы туда зашли.

Глаза Софьи вспыхнули огнем.

– Значит, знаешь, что у нас случилось?

– Актриса на сцене умерла, –промямлила я, – говорят, сердечный приступ!

Софья заломила руки.

– Сейчас все объясню! Только скажи: тызнакома с Жанной?

– Мы в одном подъезде живем, –соврала я.

– Ага, – подпрыгнула Щепкина, –сейчас про твою соседушку такое тебе сообщу! Она ведь не замужем!

– Точно не знаю.

– Я не спрашиваю, а уточняю: супруга уЖанки нет! Да хватит волосы драть, лучше посиди покури и меня послушай!

Из накрашенного ротика Софьи Сергеевны потокомполились сплетни, я села на квадратную табуретку и превратилась в огромное ухо.Надо же, как мне феерически повезло, Софья относится к породе самозабвенныхсплетниц, которым жизненно необходим молча внимающий им индивидуум. Отслушателя даже не требуется реакции, любое словечко, оброненное им, обозлитЩепкину до полусмерти, тут главное – кивать и изредка произносить нечто типа:

– Да ну? Не может быть! Вот так ситуация!

* * *

Появившись в театре, Жанна, по словамЩепкиной, сразу попыталась отвоевать себе место под солнцем. Но не тут-то было,в «Лео» существуют две враждующие группировки, одна, под руководством СофьиСергеевны, терпеть не может главного режиссера Валерия Арнольского, другая, гдепредводительствует Ника Оболенская, ненавидит директора, Юлия Батурина. Тольконе подумайте, что за кулисами идет война с применением оружия. Нет, все оченькрасиво, члены коллектива мило улыбаются друг другу, чмокают в щечку, говоряткомплименты, но втихаря гадят коллегам в меру фантазии. Шуточки случаютсяразные.

То в чашку, из которой по ходу действия должнапить героиня, вместо воды нальют чистый лимонный сок, то поменяют обувь илииспачкают костюм. Один раз Лену Ромину заперли в гримерке, и она опоздала навыход. Мелочь, конечно, но радует душу.

Впрочем, делались и более крупные пакости.Очередная постановка Валерия Арнольского была в пух и прах разнесена в газетахкритиком Федором Тарасовым.

Ника Оболенская подозревала, что борзописцузаплатила Щепкина, но как доказать сей факт? В общем, не зря иногда театральныеколлективы называют клубком целующихся змей.

Жанна по наивности не разобралась в ситуации,она проработала в труппе всего месяц, когда Арнольский начал распределять ролив новой постановке.

Семнадцатилетнюю главную героиню предстоялосыграть Щепкиной, ее двадцатилетнюю подружку – Нике Оболенской, которой, мягкоговоря, за сорок, а Жанночке досталась тетушка шестидесяти лет, выходящая насцену в самом конце спектакля. Кулаковой по роли следовало помахать платком итрагически воскликнуть:

– Уехали.

Все, занавес! Жанна дождалась конца заседанияи побежала к Арнольскому.

– Право смешно мне изображатьстаруху, – с жаром заявила глупышка, – пусть уж ее Оболенскаясыграет, ей как раз по возрасту!

Этот идиотский поступок можно объяснить лишькрайней наивностью Кулаковой и ее страстным желанием исполнить одну из главныхролей в спектакле.

Жанна и не подозревала о том, что НикаОболенская одно время жила с Арнольским и, разойдясь с ним, сохранила срежиссером великолепные отношения.

Именно по этой причине Нике до сих пордоставались самые выгодные роли.

– У вас, деточка, нет должногоопыта, – нахмурился Арнольский, – нужно сначала проявить себя нанебольших выходах.

– Но я по возрасту больше подхожу, –не успокаивалась Жанна, – ладно, могу попытаться сыграть то, что выпредложили Софье Сергеевне.

Арнольский вздернул брови, а потом выставилнахалку из кабинета. Естественно, режиссер сообщил о разговоре Нике, а таразболтала подробности Соне.

Хоть Щепкина с Оболенской и ненавидят другдруга, в некоторые моменты дамы объединяются, и тогда тому, против которого онисобрались дружить, следует быстро заказывать венок на собственные похороны.