Госпожа трех гаремов - Евгений Сухов Страница 18

Тяжелы ханские слова, можно только представить, каким трудным будет само дело. Но Ибрагим раздумывал недолго.

— Хорошо, хан, я согласен!

Потухли факелы. Застолье померкло и вскоре утихло совсем. Разбрелись по лавкам купцы, разошлись по домам и казанцы.

По каменной мостовой особенно громко в наступившей тиши процокали копыта лошади. Нур-Али возвращался в свой дворец. Он ехал без сопровождения и охраны — кто же посмеет поднять руку на эмира из рода Ширин?! Вдруг воздух рассек резкий звук, и тонкая веревка затянулась на крепкой шее Нур-Али.

— Вязать его! — приказал Ибрагим. — И во дворец к хану.

Эмир пытался ослабить веревку, но та затягивалась все туже и туже. Вот она уже парализовала его волю и не давала возможности двигаться.

— Ты еще заплатишь за это, — хрипел Нур-Али, — ты еще заплатишь!..

Евнух Ибрагим смотрел на поверженного эмира. Глаза Нур-Али были выразительны в своей ненависти. Евнух поднял руку с саблей, опасно блеснула сталь, но, поборов искушение, Ибрагим вернул оружие в ножны.

В ту ночь были взяты под стражу все явные и мнимые враги Шах-Али. Закованные в цепи, они были брошены в зинданы.

А через сутки хан захотел увидеть своих врагов. В сопровождении стражи он спустился в темницу, к пленникам. Вот они, его хулители: Худай-Кул, Нур-Али, Булат, Канчура, Накип… Хан медленно переходил от одного к другому. «Все здесь! Все до одного!»

На многих эмирах одежда была порвана, большинство из них остались без головных уборов. Своего вида знать не стыдилась, смотрела вызывающе, и могло показаться, что даже здесь, в зиндане, они были хозяевами.

Шах-Али подошел к Худай-Кулу. Тот был на голову выше хана. Он стоял без одежды, по пояс голый. Шах-Али помнил его парчовый, расшитый бисером кафтан — подарок самого Сулеймана Кануни. Видно, на одеяние позарился кто-нибудь из стражи.

— На колени! — распорядился Шах-Али.

Стража навалилась на плечи улана. Худай-Кул в ярости отшвырнул от себя охранников, но они снова набросились на узника и заломили ему руки, и Худай-Кул, словно нехотя, опустился на колени перед казанским ханом.

— Вот так-то оно лучше будет, — усмехнулся Шах-Али и пошел дальше.

Следующим был эмир Булат. Яркая одежда прикрывала его щуплую фигуру. Булат криво улыбнулся, и Шах-Али понял, что значит эта улыбка. «Страх!» — уверенно определил он.

— Тебе не грозит смерть, — успокаивающе произнес Шах-Али. — Ростом для этого не вышел. Снять с него цепи, и пусть идет куда хочет!

Цепи со звоном упали на земляной пол, стоявшие рядом вздрогнули. Шах-Али улыбнулся. «Подданные не разучились бояться своего хана. Только страхом можно заставить внушить к себе уважение!» И Шах-Али впервые за время своего правления почувствовал себя ханом. Жизнь этих людей теперь принадлежала только ему одному.

— Что вы хотите на прощание сказать мне, эмиры?

— Нам не о чем говорить с тобой, — произнес Нур-Али, — ты предал нас еще раз.

Хан задержал взгляд на эмире. Пятнадцать лет назад Шах-Али неожиданно попал в опалу. На Руси тогда властвовал всесильный боярин Овчина. Шах-Али был лишен воды и пищи, многих его слуг убили, и только Аллах заступился за него — не дал случиться бесчинству. Шах-Али предстал перед Овчиной и сумел доказать свою правоту.

— Ишь ты, татарин, — ухмыльнулся всемогущий боярин, — стало быть, глаголишь, что русский народ любишь? А почто тогда про тебя эмиры наши верные пишут, что ты злой умысел надумал? Хочешь Казань туркам передать?! Смотри у меня, — на всякий случай погрозил Овчина перстом, — у нас и там свои уши есть!

— Видит Аллах, я и государю Василию Ивановичу исправно служил, кто же наговорил на меня такое?

— Нур-Али, — ответил боярин…

— Вы хотели убить меня так же, как когда-то убили моего брата Джан-Али! — сказал Шах-Али эмиру.

— Нет, не мы были убийцами твоего брата! Мы поверили тебе и готовы были идти за тобой до конца!

«Не простят эмиры своего позора! Слишком горды!» Сомнения не отпускали Шах-Али: «С каким же сердцем я встречу завтрашний день? Султан Сулейман принимает решения дважды: одно вечером, другое утром. Кто знает, быть может, завтра утром я посмотрю на случившееся совсем другими глазами».

Немного помешкав, он отошел в сторону и бросил главному стражнику:

— Как только я переправлюсь на ту сторону Казань-реки, всех отпустить! Мне не нужна их смерть, пусть все видят, что я их не боюсь!