Сто лет и чемодан денег в придачу - Юнас Юнассон Страница 18

Когда Эстебан пообещал, что по пути в Испанию им уж один-то негр точно попадется, Аллан просто не мог не принять приглашение. И друзья перешли к обсуждению более практических вопросов. При этом они сразу сошлись во мнении, что владелец литейного заводика — «безмозглый осел» (они именно так выразились) не заслуживает, чтобы его брали в расчет. Поэтому было решено дождаться субботнего конверта с зарплатой, после чего удалиться не прощаясь.

Так что в воскресенье, Аллан и Эстебан встали в пять утра и на велосипеде с прицепом отправились на юг, в сторону Испании. По пути Эстебан пожелал воспользоваться случаем и остановиться возле фабрикантова дома, чтобы справить полный комплект утренних нужд в бидон с молоком, который каждое утро доставлялся к калитке фабрикантововй виллы. Главным образом по той причине, что все эти годы Эстебану пришлось терпеть обращение «обезьяна» от фабриканта и обоих его сыновей-подростков.

— Месть не лучшее дело, — провещался Аллан. — Это как политика: только начни — за одним пойдет другое, было плохо, а будет хуже, пока не сделается так, что совсем из рук вон.

Но Эстебан стоял на своем. Разве из-за того, что у человека руки немножко волосатые и он говорит на фабрикантовом языке не совсем безупречно, он сразу уже и обезьяна?

С этим Аллан согласился, и друзья пришли к справедливому компромиссу. Эстебан может пописать в бидон, но не покакать.

Так и получилось, что на литейном заводике в Хеллефорснесе вместо двух подрывников не стало ни одного. Свидетели тем же утром успели наябедничать фабриканту, что видели Аллана и Эстебана на велосипеде с прицепом и что те направлялись в Катринехольм, если не еще дальше на юг. Так что фабрикант уже был готов к предстоящей на следующей неделе острой нехватке персонала, когда сидел на террасе своей фабрикантской виллы и задумчиво потягивал молоко из стакана, любезно поданного Сигрид вместе с миндальным печеньем. Настроение фабриканту еще больше испортил тот факт, что печенье было какого-то странного вкуса. Оно явственно отдавало аммиаком.

Фабрикант решил подождать до возвращения с воскресной службы и уже тогда надрать Сигрид уши. А пока ограничился тем, что велел принести еще стакан молока, чтобы запить этот гадкий привкус.

~~~

Вот так Аллан Карлсон и оказался в Испании.

Они с Эстебаном добирались туда три месяца, через всю Европу, и по пути встретили такое количество негров, о котором Аллан и мечтать не мог. Но уже после первого встреченного потерял к ним всякий интерес. Оказалось, ничего особенного, только кожа другого цвета, да еще говор у них чудной, так это и у белых сплошь и рядом, начиная от Смоланда и южнее. Видно, этот Лундборг просто в раннем детстве негра увидал и напугался, решил Аллан.

Аллан с другом Эстебаном застали Испанию в полном хаосе. Король сбежал в Рим, его сменила республика. Слева кричали «revolutión», а справа опасались того, что произошло в сталинской России. Неужели и тут такое повторится?

Эстебан, забыв, что его друг неизменно аполитичен, снова попытался увлечь Аллана на сторону революции, но тот привычно уперся. Он узнаёт эту знакомую еще с Хеллефорснеса песенку и по-прежнему не возьмет в толк, зачем надо вечно все менять шиворот-навыворот.

Затем справа неудачно попытались устроить военный переворот, а слева успешно устроили всеобщую забастовку. Потом в стране провели выборы. Левые победили, а правые окрысились, или наоборот, Аллан толком не вник. Как бы то ни было, началась война.

Аллан находился в чужой стране и не смог придумать ничего лучшего, чем держаться друга Эстебана, который, в свою очередь, завербовался в армию и немедленно получил там звание сержанта, едва взводному стало известно, что Эстебан знает, как заставить разные вещи взлетать в воздух.

Алланов друг с гордостью носил форму и не мог дождаться, когда сможет и сам поучаствовать в войне. Взвод получил приказ подорвать парочку мостов через одну лощину в Арагоне, и группу Эстебана послали к первому мосту. Эстебан так воодушевился оказанным доверием, что влез на камень и, схватив винтовку в левую руку, поднял ее к небу и воскликнул:

— Смерть фашизму, смерть всем фашис…

Эстебан еще заканчивал фразу, когда ему оторвало голову и часть плеча гранатой, возможно самой первой вражеской гранатой, взорванной в этой войне. Аллан находился метрах в двадцати и лишь благодаря этому не был забрызган ошметками товарища, разлетевшимися вокруг камня, на который Эстебан так опрометчиво залез. Один из рядовых в группе Эстебана заплакал. Сам Аллан, поглядев на то, что осталось от друга, решил, что воздавать почести этим останкам вряд ли уже имеет смысл.

— Лучше бы ты остался в Хеллефорснесе, — сказал Аллан, и ему вдруг нестерпимо захотелось рубить дрова возле юксхюльтской избушки.

~~~

Граната, ставшая смертельной для Эстебана, была, может, и первой в этой войне, но далеко не последней. Аллан еще раздумывал, как бы ему воротиться домой, а война уже заполыхала повсюду. К тому же прогулка до Швеции получилась бы ужасно долгая — да и кто его там ждет?

Поэтому Аллан обратился к ротному командиру Эстебана, скромно представился лучшим сапером в Европе и сказал, что готов подумать насчет взрывания мостов и иной инфраструктуры в интересах ротного в обмен на ежедневное трехразовое питание и одноразовую выпивку, когда это позволяют обстоятельства.

Ротный прикидывал, не отправить ли Аллана в расход, потому что тот упрямо отказывается петь дифирамбы социализму и республике, да еще и сражаться желает в штатской одежде. Или, как выразился сам Аллан:

— И еще одна вещь… Если я стану взрывать для тебя мосты, то буду это делать в своей собственной кофте, а иначе можешь взрывать их сам.

Вообще говоря, не родился еще такой ротный, который позволил бы штафирке так собой помыкать. Но у данного конкретного ротного имелась проблема — самого лучшего его подрывника не так давно раскидало клочьями вокруг камня на соседнем холме.

Пока ротный сидел в своем складном военном кресле и обдумывал ближайшее будущее Аллана, выбирая между расстрелом и новым назначением, один из взводных командиров позволил себе шепнуть в начальственное ухо, что молодой сержант, которого, к несчастью, не так давно разорвало на куски, рекомендовал вот этого странного шведа как мастера взрывного дела.

Это решило вопрос. Сеньор Карлсон получает а) право на жизнь, б) трехразовое питание, в) право носить гражданскую одежду и г) право наряду с прочими время от времени прикладываться к вину (в разумных пределах). Взамен от него требуется взрывать именно то, что прикажет ему непосредственный командир. Кроме того, двум рядовым поручалось не спускать со шведа глаз, потому как по-прежнему не исключалось, что он шпион.

Так месяц за месяцем прошел год. Аллан взрывал все, что требовалось взорвать, и делал это весьма искусно. Работа была далеко не безопасной. Зачастую приходилось ползком подбираться к очередному объекту, применять заряд с часовым механизмом, а затем короткими перебежками отступать в безопасное место. Через три месяца погиб один из двух присматривавших за Алланом солдат (заполз по ошибке в лагерь противника). Спустя еще полгода не стало другого (этот выпрямился, расправляя спину, и тут же получил выстрел в живот). Ротный не стал никем их заменять — ведь до сих пор сеньор Карлсон вел себя просто примерно.