Соглядатай Его Величества - Пол Догерти Страница 18

Наконец, он возвратился домой, слегка захмелев от эля и от жалости к самому себе. Он с подозрением поглядел на Ранульфа, но смущение помешало ему упомянуть о том, что он подсмотрел. Вместо этого Корбетт наказал своему слуге, у которого уже слипались глаза, доставить весточку графу Ричмонду в Вестминстер, непременно дождаться самого графа и вернуться с ответом, каков бы тот ни был.

На следующий вечер Корбетт работал у себя в маленьком кабинете в Вестминстерском дворце, и туда явился его слуга, чтоб передать ответ Ричмонда.

Граф, возвестил Ранульф со злорадством, обычно слишком занят, чтобы беседовать с чиновниками, однако в данном случае он готов сделать исключение. Он сообщил, что встретится с Корбеттом в Большом зале Вестминстерского дворца незадолго до прекращения судебных слушаний. Он оговорил точное время и попросил Корбетта не опаздывать, «ибо неотложные государственные дела» все еще ожидают его.

Корбетт немедленно выпроводил ухмыляющегося Ранульфа, привел в порядок стол и усталым шагом направился к Большому залу. Под высоким дубовым потолком, украшенным сине-золотыми штандартами Англии, все еще заседали суды Королевской скамьи и Гражданских исков, и в сомнительных поисках справедливости там толклись приставы, истцы, правоведы в горностаевых накидках, солдаты, крестьяне и купцы. У стен, увешанных гобеленами, были устроены небольшие закутки, где законники и чиновники принимали посетителей, и Корбетт направился прямиком к одному из таких закутков, указанному Ричардом.

Он пришел в некоторое замешательство, увидев, что граф уже ждет его, нетерпеливо расхаживая туда-сюда. На нем колыхалась пышная, отороченная мехом мантия, скрепленная у шеи золотой брошью с целой россыпью жемчужин. Корбетту никогда не нравился Ричмонд, светловолосый, с водянистыми голубыми глазами, красноватым кончиком носа и ртом уголками книзу, будто у выброшенной на сушу рыбы. Во Франции он избегал надменного, заносчивого графа, преисполненного самомнения и слепого к достоинствам всех прочих людей. Сегодняшняя беседа не поправила дела: Ричмонд заявил, что гасконский разгром стал плодом целой вереницы несчастных случайностей.

— Я тут ни при чем! — отрезал граф. — Французы наводнили Гасконь. Если бы я ринулся им навстречу, они бы меня разбили, и потому я оставался в Ла-Реоли — в надежде, что Его Величество пришлет мне в помощь необходимое подкрепление. Но он этого не сделал. Поэтому я и сдался.

— А разве не было возможности выдержать длительную осаду?

— Никакой!

— Почему?

— У меня на руках оказался город с большим населением — там были и мужчины, и женщины, и дети. Я и своих-то солдат не мог прокормить, не говоря о горожанах.

— Вы возражали против вылазки Тюбервиля?

— Конечно! Этот Тюбервиль — просто болван! Французы захватили его, и ему крупно повезло, что они его не казнили.

— А зачем им было казнить его?

— Потому что он напал на них во время перемирия, скрепленного клятвами. Он нарушил военные правила.

— Поэтому французы и потребовали от него обоих сыновей?

— Именно поэтому. — Тут Ричмонд прекратил расхаживать туда-сюда и уставился на Корбетта. — А почему вы об этом спрашиваете?

— Ну, — вздохнул Корбетт, — я просто спросил, потому что у Тюбервиля они взяли обоих сыновей, а у вас — одну только дочь. Почему?

— Не ваше дело!

— Вы скучаете по дочери?

— Что за наглость, Корбетт! — рявкнул Ричмонд. — Я доведу до сведения короля, что вы забываетесь!

— Что ж, в таком случае прошу прощения, — хладнокровно произнес Корбетт. — Но я задам вам еще один, последний вопрос. Уотертон, королевский секретарь… он ведь раньше служил у вас?

И отпрянул, увидев, какая злоба проступила на узком, землистом лице графа.

— Не смейте, — с тихой угрозой проговорил тот, — даже упоминать это имя в моем присутствии. А теперь, мастер Корбетт, довольно! Уходите! Нет, постойте! — Граф порылся у себя под плащом и вытащил маленький свиток. — Королевский приказ! — саркастически пояснил он. — Вам велено отбыть в Уэльс, мастер Корбетт. Я известил Его Величество о вашей дерзкой просьбе провести расспросы. Он вручил мне вот это — лишь потому я и согласился на встречу с вами. Вам предстоит отправиться в Гламорган, мастер Корбетт. Король желает, чтобы вы сунули свой нос в дела лорда Моргана.

Корбетт, не глядя на злорадную усмешку графа, взял свиток с предписанием. Пышные складки мантии всколыхнулись в последний раз: граф ушел. Корбетт, усевшись на деревянное сиденье у окна, развернул свиток с указом и внимательно его прочитал. Приказ лишь подтвердил его худшие опасения: официально ему поручалось передать королевские приветствия Моргану, на деле же вменялось тайком собрать как можно больше сведений о положении дел в Южном Уэльсе.

Уэльс! Корбетт бывал там десятью годами раньше. Он был тогда одним из воинов в Эдуардовых войсках, которые с боями прорывались в узкие речные долины, деля Уэльс на части и одну за другой приводя эти части в подчинение английской короне. Это была жестокая, кровавая война, и Корбетт с ужасом думал о том, что ему снова придется туда ехать, общаться с валлийскими лордами, с виду изъявлявшими покорность, втайне же негодовавших на то, что вынуждены повиноваться Эдуардовым указам. Эти валлийцы были свирепыми воителями, что не расстаются со злыми кинжалами и с длинными тисовыми луками, рассылающими бесшумную смерть по туманным долинам.

Корбетт встал, вздохнул и отправился домой. Его единственным утешением стали вопли ужаса и возмущения, которыми разразился Ранульф, узнав, куда они едут. Но потом Ранульф вдруг сделался непривычно уступчивым, и Корбетт даже заподозрил, уж не имеется ли у его слуги собственных причин покинуть столицу. Он не стал допытываться, но велел Ранульфу взять лошадей и вьючных мулов из королевских конюшен. Затем они паковали сумы и корзины, и четыре дня спустя после получения королевского приказа Корбетт со слугой уже скакали на северо-запад, минуя Актон, Глостершир и дальше, за реку Северн, в Уэльс.

Корбетт и Ранульф ехали по старой римской дороге, которая пролегала по землям центральных графств и вела на запад. Была поздняя весна, погода стояла мягкая, и широкие бурые поля, расстилавшиеся вокруг, уже пахали и боронили. Брели волы, склоняясь под большими ярмами, острые ножи плугов глубоко врезались в почву, разрыхляя ее для сеятелей. В небе кружило сердитое воронье, каркая на мальчишек, а те отгоняли птиц от лакомых зерен, стреляя в них из рогаток. Деревни пробуждались к жизни после лютой зимы и холодной, суровой ранней весны, и дороги кишели повозками, коробейниками и битюгами с подстриженными гривами, в иззелена-черных кожаных сбруях.

Корбетт с Ранульфом останавливались на ночлег в тавернах, или, когда повезет, в гостеприимной роскоши аббатства, или в приюте для путников при монастырской обители. В середине мая, назавтра после Троицына дня, они перешли вброд через Северн в Бристоле и ступили на землю Уэльса. По пути Корбетт рассказывал своему слуге о том, как десять лет тому назад воевал здесь, описывал суровую красоту этого края с его густыми лесами, тесными долинами и дикими, вольнолюбивыми племенами. Эдуард I силой подчинил валлийцев своей власти, превратив их мелкие княжества в английские графства. Их отважного вождя, Ллевеллина, загнали в темную твердыню Сноудонии, а позднее умертвили; его брата Давида подстрекнули к мятежу, захватили в плен, отправили в Лондон и приговорили к чудовищной казни за измену: его повесили, потом привязали к хвосту лошади, потом четвертовали. Затем Эдуард поставил Уэльс на колени, разослав туда своих чиновников и настроив огромных замков, опоясанных круговыми стенами, по всему завоеванному краю.