Вкуснотища - Марк Хаскелл Смит Страница 18

В ночных клубах и на дискотеках Уилсон считался настоящим профи, человеком, способным уладить любые проблемы. Он исправно следил за тем, чтобы здесь ничего не угрожало богатым и красивым людям, сексуальным цыпочкам и привлекательным самцам. Уилсон подгонял богатеньким самцам ладно сложенных, горячих девчонок. Мужланов и отморозков он держал на расстоянии, не впуская их на территорию. Ну а если кто-нибудь перебирал спиртного или начинал причинять неприятности, то подправлял ему физиономию не кто иной, как Уилсон.

Ребята из Лас-Вегаса представляли собой угрозу, верно? Почему бы просто не научить их уму-разуму парочкой хороших оплеух?

Уилсон встал и вытер лицо полотенцем. Он почувствовал приятное напряжение в бицепсах, по твердости не уступающих камню. И улыбнулся. Эти руки, пожалуй, могут еще пригодиться.

Парень понимал, что обижается на двоюродного брата, Джозефа. Того всегда приглашали на ахас, все важные советы и крупные деловые совещания, в то время как Уилсону туда путь был заказан. Пусть он и не слишком разбирается в финансах, займах и прочей бумажной тягомотине да и готовить не умеет, это вовсе не означает, что он идиот. Ему по праву принадлежит место в семье, охане, и доля в бизнесе. Они просто обязаны привлекать и его.

Уилсон прошел в раздевалку и купил пару пузырьков анаболических стероидов у знакомого парня, который занимался бодибилдингом. Потом зашел в туалет, заперся в кабинке и сел на унитаз. Допинг может потребоваться, если он будет вынужден применить старинное гавайское боевое искусство луа, чтобы поломать кости парочке жалких недоделков. Лучше подготовиться заранее.

Он осторожно — а это оказалось достаточно трудным делом, потому что тело все вспотело — наполнил новенький шприц двойной порцией вещества и вколол в мышцу на левом предплечье. Жжение при инъекции было довольно болезненным. Хотя Уилсону нравилась мышечная масса, которую он нарастил в результате регулярного употребления стероидов, ему претили последующие перепады настроения, ведь он становился вспыльчивым и злым. Обычно стену его невозмутимости трудно было пробить. Но только не после стероидов.

Фрэнсис разложил на письменном столе новые покупки, приобретенные благодаря услужливости коридорного в его гостинице. Пузырек с левитрой, упаковка виагры и грамм кристаллизованного метамфетамина — отличный набор для прекрасного времяпрепровождения. Фрэнсис оторвался от созерцания стола и принялся рассматривать ветхое, похожее на термитник помещение конторы, служившей их штаб-квартирой. Нечто вроде огромного гриба цвета игуаны распространялось свободно из-под подоконника, медленно, но верно поглощая темно-коричневую обшивку стены. Окно подернулось мутной пеленой за годы оседания на нем сигаретного дыма, отчего солнечный свет приобретал канцерогенный оттенок. Засаленный коричневый ковер на полу издавал под ногами слегка хлюпающий звук. Засилье коричневого цвета этим не ограничивалось, он присутствовал также на замызганных и неоднократно штопанных шторах и дешевом столе, отделанном огнеупорным пластиком под древесину. Даже лампа была коричневой. Возникало странное ощущение, как будто находишься внутри гриба.

И все-таки тут чувствовался налет очаровательной убогости стран третьего мира, и Фрэнсису это место нравилось больше, чем те бездушные промышленные зоны, в которых он обычно работал. Оно не имело ничего общего с конторой Чада — великолепным образчиком архитектурных изысков, забитым дорогими современными предметами искусства. Никаких тебе японских ширм или современных бетонных фонтанчиков в фойе, остроумных гравюр Эда Руша или внушительных полотен Джулиана Шнабеля, никаких автоматических кофеварок-«эспрессо» из Италии или французских кожаных кресел ручной работы. Фрэнсис просто попросил принести сюда свежие орхидеи и почувствовал себя намного лучше.

Все было хорошо, пока в кабинет не ворвались Джозеф и Сид.

Фрэнсис смахнул в ящик стола свои маленькие химические радости и переключил внимание на незваных гостей. Он не сразу понял, что это за люди. Один из них, назвавшийся Сидом, стоял у двери как какой-нибудь борец-сумоист, тяжело дыша и запыхавшись, весь вне себя. Его сопровождал другой, смазливенький, молча державшийся за спиной Сида. Боже, он не просто смазлив, а чертовски красив.

На громадину Фрэнсис не обращал никакого внимания, даже не слушал его. Такие парни всегда заводят одну и ту же песню: дай, дай, дай. Фрэнсиса уже тошнило от подобных речей. Это не что иное, как скулеж, скрытый под маской праведного негодования очередного крутого парня. Сколько раз уже ему приходилось выслушивать подобные причитания от членов водительского профсоюза в Майами! Он слышал их от семьи Гамбино, когда снимал фильм в Нью-Йорке. Таже история повторялась в Сан-Франциско, Сиэтле и Чикаго. Каждый хренов раз, когда он выполнял свою работу, находился какой-нибудь жирный, строящий из себя бог весть что верзила, твердящий, что Фрэнсис что-то должен его людям, местным, профсоюзу, мафии и другим черт знает каким братствам. Раскошеливайся, а не то… Дай, дай, дай. Они что, считают его Санта-Клаусом?

Фрэнсис не сводил глаз с того, что помоложе. Он осмотрел его снизу доверху, отметив красивые черты юного лица, выступающие бицепсы, твердую грудь и ниже, чуть левее, едва заметную выпуклость на брюках. Фрэнсис почувствовал легкую дрожь в области сосков. Они мгновенно затвердели.

Пока Фрэнсис приходил во все большее и большее возбуждение, Сид все больше и больше горячился и уже просто кипел от ярости. Фрэнсис поначалу кивал, словно внимательно его слушал, а потом — он всегда так делал — принялся горячо открещиваться. Дескать, не он так решил. Указание сверху. И вообще сделку заключили еще до того, как привлекли его.

Впрочем, душой он особо не покривил. Фрэнсис и сам не понимал, почему он не может нанять местных, но его работа заключалась не в том, чтобы спорить с начальством, а в том, чтобы выполнять приказы.

Он улыбнулся Джозефу:

— Я понимаю, насколько важна эта работа для вас, ребята. Давайте я просто позвоню своему руководству, и тогда посмотрим, что я сумею сделать. Вас устраивает такое решение?

Громкоголосый толстый парень, по-видимому, слегка успокоился, но напоследок все же не удержался от завуалированной угрозы.

— Вам ведь не нужны неприятности, верно?

Фрэнсис умиротворенно кивнул. Нет, ему не нужны проблемы. Он взглянул на юношу.

— Может, встретимся в непринужденной обстановке и все обсудим? Что скажете?

Джозеф кивнул:

— В любое время.

Затем протянул Фрэнсису свою визитную карточку. На одно краткое мгновение Фрэнсис ощутил, как сильная загорелая рука юноши слегка задела его руку. Его соски тотчас же стали твердыми под футболкой, а мозг словно взорвался от притока гормонов, давая зеленый свет началу эрекции.

— Я свяжусь с вами.

Фрэнсис смотрел, как они выходят из кабинета, не сводя глаз с ягодиц Джозефа. Он улыбнулся. День выдался не такой уж и плохой.

Всю свою жизнь она провела среди европейцев. Она разговаривала как европейцы, одевалась как они, жила как они. Она ела пишу белых людей и ходила на свидания с представителями белой расы. Возможно, по месту жительства она и считалась европейкой, но Юки Сугимото не относилась к белой расе. Она была японской американкой или, точнее, американкой с японскими корнями. Нельзя было сказать, что она себя таковой ощущала. По-японски девушка не говорила, с трудом могла поддержать беседу с бабушкой, выжившей в лагере для интернированных в северной Юте, на дух не переносила японскую кухню. Иногда, проходя мимо зеркала, при виде своего японского лица и черных волос она испытывала мгновение потрясения, удивления, краткий проблеск чего-то, что со всей очевидностью не принадлежало к европейцам. Однако было чувство, словно в ней существовало что-то скрытое, нечто особенное, таинственное и не выразимое обычными словами, некая экзотическая магия, которую она пока в себе не раскрыла.