Последний соблазн - Вэл Макдермид Страница 18

Борта «Вильгельмины Розен» необычно высоко поднимались над водой. Утром ее разгрузили, однако кто-то в транспортном агентстве не справился со своими обязанностями, и погрузку, которая должна была состояться в тот же день, отложили на сутки. Шкипер особенно не расстроился. Он наверстает упущенный день, когда они будут в пути, даже если нарушит правила, установленные насчет несения вахты. Команда тоже как будто не возражала. Всем хотелось провести вечер в Роттердаме, если это не грозило потерей заработка.

Оставшись один в своей каюте, он открыл небольшой, обитый медью сундук, принадлежавший его деду, и в который раз стал перебирать его содержимое. В двух кувшинах когда-то находились маринованные огурцы, но теперь на дне плавало что-то вонючее. Залитая формалином, украденным в похоронном агентстве, кожа давно потеряла естественный цвет и приобрела цвет консервированного тунца. Частички плоти были темнее и выделялись на коже, как разрезы на недожаренном стейке из тунца. Волосы все еще завивались, но стали тусклыми, словно на плохом парике. Однако он знал, на что смотрел.

Когда ему впервые пришла в голову эта мысль, он сразу решил, что ему понадобится нечто в качестве напоминания о том, как он хорошо справился с поставленной задачей. Он читал книжки об убийцах, которые отрезали груди, гениталии, сдирали кожу со своих жертв и делали из нее одежду. Все это казалось ему неприемлемым. Все те люди были извращенцами, а ему нужен был «сувенир», имеющий значение лишь для него одного.

И он стал перебирать в памяти унижения, которым его подвергал старик. Память не отказывала ему. Даже часто повторявшиеся муки не слились в одну картину. Все детали были словно острые иголки. Что бы такое брать, чтобы его цель сохранилась чистой, значительной и ясной?

И тогда он вспомнил о бритье. Это случилось вскоре после его двенадцатого дня рождения, который, как всегда, не отмечался ни праздником, ни подарком. Да и узнал он о своем дне рождения случайно, всего несколько месяцев назад, когда старик пересматривал старые бумаги. До тех пор он понятия не имел, когда родился. Ему никогда не дарили открытки, никогда он не получал ни подарков, ни торта со свечами, к нему никогда не приглашали гостей. Да и кого было приглашать? Друзей у него не было, родственников, кроме деда, тоже. Если он и знал кого-то, то только команду «Вильгельмины Розен».

Ему было известно, что он родился осенью, так как, когда облетали листья, ярость старика меняла словесное выражение. Вместо «Тебе уже восемь лет, а ты все еще ведешь себя как младенец», старик кричал: «Тебе уже девять, пора бы становиться взрослым».

Когда ему исполнилось двенадцать лет, он обратил внимание на происшедшие с ним перемены. Он вырос, плечи уже не помещались в матросской блузе, и голос стал ненадежным, он то басил, то давал петуха. Внизу живота начали расти черные волосы. Он знал, что когда-нибудь это случится, ведь он постоянно жил в окружении трех взрослых мужчин и понимал, что рано или поздно станет похожим на них. Однако это нагоняло на него страх. Детство оставалось в прошлом, а он понятия не имел, что значит быть взрослым.

Дед тоже заметил происшедшие с ним перемены. Трудно представить, как можно было стать еще более жестоким, но старик воспринял взросление внука как вызов и не нашел ничего лучшего, как придумать для него новые унижения. Его жестокость перешла на другой уровень, когда однажды утром в Гамбурге с треском лопнул трос. Виноватых не было, но старик решил, что должен на ком-нибудь отыграться.