Отель с привидениями. Деньги миледи - Уилки Коллинз Страница 18

– Ты шутишь! – воскликнул Генри.

Агнес передала ему неоконченное письмо. Из того немногого, что там было написано, вполне явствовало, что она всерьез предлагает себя семейству Уэствиков в качестве гувернантки их детей. Генри не находил слов выразить свое изумление.

– Они не поверят, что ты пишешь всерьез, – сказал он.

– Почему? – спокойно спросила Агнес.

– С братом Стивеном вы кузены; с его женой вы старые подруги.

– Тем больше у них оснований доверить мне детей.

– Но ты им ровня, ты не должна этим зарабатывать себе на жизнь. Есть что-то абсурдное в том, что ты будешь у них гувернанткой.

– Да что же тут абсурдного? Дети меня любят, мать меня любит, отец бесконечно выказывает мне дружеское расположение. Я вполне подхожу для этого места, а что касается моего образования, то надо перезабыть все на свете, если я не смогу научить троих детей, старшей из которых всего одиннадцать лет. Ты говоришь, я им ровня. Но разве другие не служат гувернантками, будучи ровней людям, которым они служат? И потом, какая я им ровня? Мне сдается, что твой брат Стивен – ближайший наследник титула. Разве не он станет новым лордом? Не трудись мне отвечать. Не будем спорить, права я или не права, занимая место гувернантки. Подождем, когда это случится. Мне надоело мое одинокое бесполезное существование. Я хочу внести в свою жизнь немного счастья и пользы, хочу жить с людьми, найти свое место среди них. Эти личные соображения я еще не привела в письме. Ты хуже меня знаешь своего брата и невестку, если сомневаешься в их ответе. Полагаю, у них довольно ума и сердца, чтобы сказать мне «да».

Так и не убежденный, Генри смирился.

Он не любил экстравагантных отклонений от привычного распорядка жизни и уж совсем ничего хорошего не ждал от предполагавшейся перемены в жизни Агнес. Поглощенная новыми заботами, она, чего доброго, не так благосклонно будет слушать его, когда в следующий раз он заведет речь о сватовстве. «Одинокое бесполезное существование», на которое она жаловалась, определенно действовало в его пользу. Пока ее сердце было свободно, оно было достижимо; когда же им завладеют его племянницы, его будущее окутается туманом. Он достаточно хорошо знал женщин, чтобы не выказать сейчас эгоистических поползновений. С такой чуткой особой, как Агнес, единственно правильно держаться выжидательной политики. Он пропал, случись ему хоть однажды задеть ее чувства. И сейчас он благоразумно сдержался и переменил тему разговора.

– Письмо моей малышки племянницы, – произнес он, – возымело действие, на которое и не могла рассчитывать кроха. Между прочим, оно напомнило мне дело, ради которого, собственно, я и пришел сегодня.

Агнес взглянула на детские каракули.

– Как же это удалось Люси? – спросила она.

– Гувернантка Люси не единственная счастливица, унаследовавшая деньги, – ответил Генри. – Твоя дорогая нянюшка дома?

– Не хочешь ли ты сказать, что и она получила наследство?

– Она получила сто фунтов. Пошли за ней, Агнес, а я пока покажу письмо.

Он вынул из кармана пачку писем и просматривал их, пока Агнес звонила. Вернувшись, она увидела на столе отпечатанный лист бумаги. Это был проспект, наверху листа значилось: «„Венецианская компания“. Отель „Палас“». Слова «Палас» и «Венецианская» напомнили ей о незваном визите леди Монтбарри.

– Что это? – указала она на бумагу.

Генри оторвался от поисков и бросил взгляд на проспект.

– Очень многообещающее дело, – объявил он. – Большие отели всегда приносят доход, если ими хорошо управлять. Я знаком с будущим управляющим отелем и до такой степени ему доверяю, что стал акционером этой компании.

Ответ не совсем удовлетворил Агнес.

– Но почему отель называется «Палас»? – спросила она.

Генри взглянул на нее и понял причину, по которой она так разволновалась.

– Да-да, – кивнул он. – Это то самое палаццо, что Монтбарри снимал в Венеции. Компания приобрела его, чтобы переделать в отель.

Не проронив ни слова, Агнес отвернулась и села в кресло в глубине комнаты. Генри огорчил ее. Она прекрасно понимала, что младшие сыновья должны пополнять свой доход удачными сделками, однако известный предрассудок мешал одобрить его стремление извлечь выгоду из дома, в котором умер его брат. Не в силах понять этот сентиментальный подход к сугубо деловой проблеме, Генри снова занялся своими бумагами, недоумевая, почему так внезапно переменилась к нему Агнес. Наконец он нашел искомое письмо, и в ту же минуту в комнату вошла няня. Он бросил взгляд на Агнес, ожидая, что та заговорит первой. Но она даже не взглянула на вошедшую. Объяснить старухе, зачем ее вызвали, предстояло Генри.

– Ну что, няня, – сказал он, – вам привалило неожиданное счастье: вы получили в наследство сто фунтов.

Внешне няня не выказала радости. Подождав, пока сообщение о наследстве хорошо обоснуется в ее сознании, она ровным голосом спросила:

– А кто, с вашего позволения, завещал мне эти деньги, мастер Генри?

– Мой покойный брат, лорд Монтбарри.

Впервые проявив интерес к происходящему, Агнес взглянула в его сторону. Генри продолжал:

– По завещанию он оставил определенные суммы пережившим его домочадцам. Вот и письмо его адвоката, дающее вам право требовать с них деньги.

Благодарность принадлежит к редчайшим добродетелям в людях независимо от их общественного положения. В случае с няней о благодарности не могло быть и речи. Ее отношение к человеку, обманувшему и оставившему ее госпожу, было непоколебимо. Его ни в какой степени не изменило свалившееся на нее наследство.

– Интересно, кто это напомнил милорду о его старых домочадцах? – удивилась она. – Сам бы он ни за что про нас не вспомнил.

Природа не терпит однообразия и даже в мягчайших душах держит про запас раздражительность. Редко-редко, но и Агнес могла вспылить. Нянино высказывание о Монтбарри вывело ее из равновесия.

– Если в тебе осталась хоть капля совести, – взорвалась она, – тебе должно быть стыдно за то, что ты только что произнесла! Твоя неблагодарность возмутительна! Я оставляю вас наедине, Генри, вам будет нетрудно договориться. – Прозрачно намекнув тем самым, что он тоже лишился ее расположения, она вышла из комнаты.

Эту резкую отповедь, высказанную в сильнейшем негодовании, няня восприняла, пожалуй, даже с юмором. Когда за Агнес закрылась дверь, этот философ в юбке подмигнула Генри.

– Упрямые они, молодые дамочки, – заявила она. – Даже когда милорд обманул ее, мисс Агнес не позволяла никому вымолвить худого слова о нем. А уж теперь, когда он умер, она и вовсе подобрела к нему. Попробуйте сказать слово против него – тут же взовьется. Упрямство! Держитесь ее, мастер Генри, держитесь ее!

– Похоже, вы на нее не обиделись, – заметил Генри.

– Чтобы я на нее обижалась? – удивилась няня. – Я только рада, когда она злится. Сразу вспоминаю ее маленькой, когда, бывало, приду попрощаться с ней на ночь, а она меня поцелует и скажет: «Няня, это я не нарочно». А что до этих денег, мастер Генри… Будь я моложе, я потратила бы их на обнову и украшения, а сейчас я для этого старовата. Что мне делать с этим наследством, когда получу?