Медвежья пасть. Адвокатские истории - Алексей Ходорковский Страница 18

— Меня??? Зачем?

— Хочу поговорить. Зайдем в квартиру?

— А, да, конечно.

Слава вошел в квартиру, закрыл дверь, небрежно бросил пакет на пол и стал суетливо раздеваться. Руки дрожали, и он никак не мог расстегнуть верхнюю пуговицу пальто.

Тогда он начал расстегивать нижнюю, нервно улыбаясь. Сняв пальто, попытался повесить его, не глядя, на вешалку, но промахнулся, и пальто медленно сползло на пол. Слава стал поднимать его, и тут же ударился головой об угол шкафа. Он нервничал, краснел и суетился.

Марина молча стояла и смотрела. Чем больше волновался муж, тем спокойнее и решительней становилась она.

Когда изрядно испачкавшееся пальто повисло на вешалке, Слава начал противоборство с ботинками, упорно не желавшими сниматься. И тут Марина заговорила:

— Слава, скажи мне, пожалуйста, ты ведь сейчас шел не домой?

— То есть?

— То и есть, ты не собирался сейчас идти домой, и эти цветы предназначались не мне. Так?

— Что это на тебя нашло? Может, ты устала? Кстати, а где дети — наши цветы жизни? — Слава пытался шутить, но это у него плохо получалось.

Больше всего ему хотелось закрыться в комнате и побыть одному. Но жена китайской стеной стояла у него на пути.

— Слава, давай поговорим начистоту. Я знаю, что ты встречаешься с другой женщиной. Это продолжается уже давно, и она живет в соседней квартире. Это правда?

Марина ничего не знала наверняка. Это были лишь предположения. Весьма очевидные, но все-же ничем не подтвержденные, и она очень хотела, чтобы они не оправдались. Хотела, чтобы Слава рассмеялся своим заливистым смехом, положил руку ей на плечо и убедил, что все это она напридумывала, что никого у него нет, а в пакете книжки, купленные в его любимом «Букинисте». А цветы ему подарили поклонницы, коих у него всегда было в избытке.

И она бы поверила. Она так хотела верить своему мужу. Хотела, чтобы все превратилось в забавное недоразумение, о котором потом можно будет рассказать друзьям. Но Слава не доставил ей такого удовольствия. Он немного помолчал, потер глаза руками, почесал затылок и посмотрел ей в глаза.

— Да, ты права. У меня действительно роман с Ритой, нашей соседкой. Я ее люблю, мне с ней очень хорошо. Мы встречаемся уже год и… ну ты все уже поняла… — отвел он взгляд и медленно побрел на кухню, по-старчески переставляя ноги, словно в один момент постарел лет на двадцать.

Голова его свесилась на грудь, спина сгорбилась, будто на нее давил груз признаний. Он не понимал, зачем шел на кухню, не знал, что скажет Марине, когда повернется к ней лицом, не понимал, что ему теперь делать.

Он уже давно жил с чувством вины перед женой. Не за физическую измену — это еще полдела, — а за измену душевную. Слава действительно полюбил Риту, такую нежную, скромную, застенчивую девушку. Полюбил так, как никогда не любил свою жену.

На самом деле он уже давно мечтал во всем признаться, искренне надеясь, что как только это произойдет, все встанет на свои места. Чувство вины, получив законное жертвоприношение, утихнет, и ему больше не придется украдкой бегать от любовницы к жене и обратно.

Конечно, он предполагал, что возникнут трудности другого характера: разговор с детьми, объяснение с родственниками. И еще непонятно, с кем ему будет труднее разговаривать — с родителями жены или со своими собственными. Они так любят Марину, что наверняка замучают его упреками и нравоучениями. Но все это будет не напрасно. Рано или поздно тучи рассеются, и жизнь станет ясной и понятной.

Но ничего подобного не произошло. Чувство вины увеличивалось с каждой минутой. Ему было безумно жалко незаслуженно обиженного родного человека. Ведь Марина не сделала ему ничего плохого. Сколько сил она потратила на то, чтобы уговорить его сдать экзамены на должность концертмейстера? Он очень хотел, но боялся и робел, а она не сомневалась в нем ни на минуту. А что она сама? Как играла в оркестре «Госкино», так и играет там по сей день. Все свои силы и амбиции она вложила в мужа, потому что ему хотелось славы. Как смешно: Слава жаждет славы.

Мог бы он всего это достичь сам, без помощи своей благоверной. Конечно, ему хочется думать, что «да», но, увы, факты говорили об обратном. Лучше всего Слава умел хотеть. Лежать на диване и строить воздушные замки, в то время как жена вырабатывала план действий, продумывала запасные варианты и обходные маневры. И с ее помощью Слава получал все, что хотел.

«Ну все, хватит, так можно сойти с ума», — подумал Слава и посмотрел на жену.

— Марина, так что мне теперь делать?

— Уходи!

— Куда?

— Не знаю, но здесь ты оставаться не можешь. Бери, что тебе сейчас нужно, а за остальными вещами заедешь, когда меня не будет дома. Ире и Воре я скажу, что ты уехал в командировку. Ты так редко их видишь, что вряд ли они сильно расстроятся. А потом, если захочешь, придумай для них какое-то объяснение. Мне все равно.

— А может, не будем так резко все обрывать. Ведь можно все как-то уладить?

— Как?

— Ну, не знаю, надо подумать.

— Не о чем тут думать. Вся ясно и понятно. Уходи!

И Марина вышла из кухни. Поправила тапочки в коридоре, поплотней закрыла дверцу шкафа и ушла в детскую. Зажгла свет, потом, передумав, выключила, села в кресло и стала ждать, когда Слава уйдет. Через минуту дверь заскрипела, открылась и закрылась, но Марина не шелохнулась. Она чувствовала, что это еще не конец. Наверняка Слава пошел к Рите сообщить радостную весть.

«Как тяжело осознавать себя обузой для мужчины, с которым прожила столько лет», — думала Марина, и слезы текли по щекам.

А вокруг всегда было столько красивых мужчин! Они караулили ее на проходной, дарили цветы, писали стихи. Ей нравилось мужское внимание, но у нее даже мысли не было, чтобы закрутить роман на стороне. У нее ведь есть муж — самый красивый, умный и талантливый, разве может с ним кто-нибудь сравниться?!

Конечно, с годами муж перестал казаться таким безукоризненно идеальным. Но чтобы изменить — никогда!

Что с ней будет теперь? Как ей жить дальше и, главное, зачем? Для кого?

Дверь снова скрипнула, и раздались крадущиеся шаги. Это Слава вернулся и начал осторожно собирать вещи. Марина не видела, но по еле слышным колебаниям воздуха безошибочно угадывала каждое движение мужа. Вот он достал из стенного шкафа свой гастрольный чемодан, привычным жестом уложил туда черный фрак, темно-синий костюм, галстуки, рубашки, носки. Затем достал из книжного шкафа ноты, несколько книг, семейную фотографию в рамке, закрыл чемодан, надел пальто и замер в нерешительности. Потом открыл дверь в детскую и шепотом проговорил:

— Ну все, я, наверное, пойду. Ты в порядке? Может, тебе принести что-нибудь, например успокоительного?

— Нет, я в порядке. Прощай.

— Нет, не так, до свидания?!