Продюсер козьей морды - Дарья Донцова Страница 18

– Молодец, – похвалил меня Мара, –не опоздал, потопали! Ну и свезло нам сегодня, только двор перейти. Такое редкослучается, обычно приходится в автобусе париться. Тебя укачивает?

– Не замечал, – ответил я.

– Еще не вечер, – оптимистичнозаметил Мара, – через пару часов на колесах любого уконтрапупит. Во, намсюда.

– Постой, – притормозил я шебутногопарня, – смотри, центральный вход слева, а ты направо повернул.

Мара засмеялся.

– Так то главная дверь, для зрителей, онибилеты купили, или им начальство праздник устроило. А мы, артисты, прём череззадний вход. Ищи самую обшарпанную створку, желательно около мусорного бачка,нам стопудово туда. Во! Оно самое!

Мара пнул покореженную, местами ржавуюжелезную дверь, за ней открылась узкая крутая лестница.

– Плиз, – хохотнул парень, –старик Станиславский чегой-то попутал с вешалкой! Для нас усё начинается спомойки![11]

Мы поднялись по узким ступенькам и наткнулисьна медведя. Топтыгин выглядел очень несчастным, он стоял у стены, закрыв глаза,и казался спящей плюшевой игрушкой. Моя рука машинально потянулась к мишке. Вту же минуту Мара крикнул:

– Эй, чего ты хочешь?

– Мишку погладить, – пояснил я.

Акробат быстро отпихнул меня в сторону.

– Дурак, не подходи к нему!

– Он же дрессированный, – возразиля, – значит, любит людей.

– Ошибаешься, – протянулМара, – Тихон всех ненавидит. Медведь самое опасное цирковое животное,лучше с тигром в одной клетке оказаться, чем с мишенькой. Живо руку отгрызет. Непредсказуемый.Небось ты русские народные сказки в детстве читал? Так они врут! Даже неприближайся к Тихону, хуже его у нас только Энди, он пьяных ненавидит, еслиучует запах спиртного, звереет, а еще, блин, весь в блохах! Такие заразы, налюдей перескакивают, потом чешешься до крови!

– Почему Энди их не выведет? –растерянно спросил я, мигом вспомнив, как старший Морелли утром безостановочноскреб голову пальцами.

– На фиг Энди с паразитамибороться, – зевнул Мара, – у него такая густая шерсть! Это простоневозможно.

– Не заметил у твоего брата повышеннойволосатости! Где же у него блохи живут? – поразился я.

– В шкуре, – пояснил Мара и ткнулпальцем в сторону мишки, – во, позырь, он на ковер похож.

– Так ты о медведе толкуешь! – сзапозданием дошло до меня.

– Ну да! У кого еще стока волос? Не уЭнди же, он башку под шапку бреет!

– Зачем? – совсем запутался я.

Мара вздохнул.

– Похоже, ты не знаешь ничего из того,что известно даже детям. Перш не поставишь на кудри, он соскользнет, поэтомунижний натягивает на башку клизму.

– Резиновую?

– Нет, железную, – заржалМара, – клизма – это шапка, облегающая череп, а уж на нее водружаетсяперш! А шевелюра мешает. Просек?

Внезапно мне стало обидно.

– Спорю, что ты никогда не читал поэтаБуало?

Мара спокойно кивнул:

– Точно. Не люблю книги, в какой-то изшкол меня заставили «Муму» пролистать, я весь обревелся, больше не хочу. Иглаза болят от мелкого шрифта.

– А я отлично знаю литературу, не толькоотечественную, но и зарубежную, – хвастливо заявил я, –интеллигентный человек обязан прочесть Чехова, Достоевского, Куприна, Золя,Бальзака…

Запал кончился, воздух в легких тоже. Марачихнул и мирно ответил:

– Я кручу сальто с места. Ты так умеешь?

– Нет, а что?

– Каждому свое, – философски сказалМара, – один слишком умный, а мышцы как веревки, другой писать не умеет,но легко стойку на пальцах делает. Ферштейн? Эй, эй, Тихон, зитцен!

Зашевелившийся было мишка вновь впал в кому.

– Он понимает команды на немецкомязыке? – поразился я.

Мара склонил голову набок.

– Ты словно с луны свалился. А на какомнаречии с ним болтать?

– Ну… Тиша же наш, российский медведь!

Мара захихикал:

– Эх, Ваня, умрешь с тобой. Во всехцирках мира арена одного диаметра, и общаются наши по-немецки, это из-за трюкови животных. Сделают номер, отработают, и как его на другой площадке показывать?