Невеликий комбинатор - Сергей Гуреев Страница 17

Последний звонок прозвенел по Теплому зимой. На следующий день после сходняка. Ужас Заполярья домотал последний срок. Он не зря считался легендой. Просидеть на вечной мерзлоте четверть века удавалось только полным отморозкам. Все же Колыма — не курорт с минеральной водичкой. Но на выпускной бал, даже по поводу законного освобождения, времени не было. Как и на долгие проводы. Где-то в далеком Петербурге Теплого уже ждал прокурор, приговоренный воровской сходкой к крайней мере. Суровый метеоритный бизнес требовал немедленного вмешательства.

Однако выпихнуть легендарного зека из родимого барака совсем не попрощавшись не позволял этот… ну, как его… типа этикет. Авторитеты зоны имени демократа Чернышевского долго совещались по щекотливому процедурному вопросу. Садиться за праздничный стол с воплощением кошмара народ шугался. Неизвестно, что могло прийти в отмороженную голову Теплого. По бараку шныряли нехорошие предчувствия. Матерые урки потихоньку дрожали за свои дубленые шкуры. Наконец «пустые базары» стали стихать. Все взгляды устремились на Моченого. Пахан наморщил лоб и поставил на дискуссии жирную точку, полную могильного оптимизма:

— Будем провожать в бане. Тама — кругом кафель. Если чё, отмоем влегкую…

Верный шестерка по кличке Гнида обреченно вздохнул и полез в общак. За баню нужно было отлистать спонсорскую помощь вертухаям. Жара на Колыме, конечно, продавалась, как и все в мире, но по очень жесткому тарифу.

Торжественное мероприятие состоялось вечером. Особо доверенные «чушки» до блеска вылизали парилку, накрыли стол в предбаннике и попрятали подальше мыльницы с острыми краями. Авторитеты расселись по углам и начали заранее бздеть в ожидании прощальной встречи. Теплый пришел последним. Его синяя от наколотых крестов рожа зверски кривилась. Или это просто казалось бодрящимся зекам с перепугу и в полумраке.

— Пойдем погреемся? — подобострастно улыбаясь, спросил Гнида.

— Базара нет! — тут же кивнул Моченый, надеясь побыстрее выпихнуть кошмар на волю, и начал стаскивать ватник.

— Штохать так штохать, — согласился жуткий киллер.

Остальные авторитеты вздрогнули и послушно приступили к вялому мужскому стриптизу. Их дрожащие руки то и дело замирали на полдороге, а косые взгляды невольно соскальзывали на обнажающегося Теплого. Открывшаяся перед ними картина впечатляла. На легендарного убийцу нельзя было смотреть без паники. Все пространство от щек до пальцев ног покрывала вязь сине-красно-черноватой росписи. Символика рисунков больно била по глазам абсолютной нереальностью. В убогие уголовные рамки она не помещалась. А непонимание рождало страх.

Браток Сева, несмотря на богатырское здоровье и крутые «завязки» на воле, блатные порядки понимал с трудом. Образ разрисованного киллера не влезал в накачанный ум. Мускулистый лоб вспотел от непоняток, и Сева натужным шепотом спросил соседей:

— Братаны, а чё у него на спине-то ни хрена картинок нету?

Харизматически мохнатые усы Шашлыка жалобно шевельнулись. Кавказец суетливо закашлялся, путаясь в спущенных штанах. Неприметно затаившийся в углу старый форточник Ваня-Шнифт ядовито прошипел, не снимая майки:

— Это ж Теплый! Он очком небось ни к кому не повернется!

Просветленный новым уголовным знанием, Сева оторвался от созерцания росписей на животе главного душегуба Колымы. И сразу же узрел разноцветные купола храмов, художественно выколотые во всю волосатую спину Моченого. Браток тихонько закрыл рот и порозовел, как начинающая проститутка. Уголовные понятия в очередной раз поставили его в тупик. Остальной народ, имеющий татуировки героического содержания на тыльных частях тела, как-то засмущался и начал бочком пробираться в сторону парилки. Последними уходили пахан с Гнидой. Шестерка робко извлек из заначки скромный подарок в честь праздника. От щедрот общака уходящему полагался прикид для воли. Теплый развернул полученный сверток. Внутри оказалось длинное демисезонное пальто, вышедшее из моды еще в позапрошлом веке. Подарок Теплому понравился, и он плотоядно протянул:

— Што-оха!.. — Матерый киллер явно хотел поговорить на прощание.

Рот между синими крестами на щеках приоткрылся, как могильник для потенциальных слушателей. В предбаннике стало зябко. Моченый чуть вздрогнул и, пригнувшись, заковылял в парилку. Даже вроде и не очень торопясь. Правда, напрочь забыв отстегнуть протез. Следом тенью метнулся Гнида. Поболтать с говорящей легендой тет-а-тет идиотов не нашлось. Гулко хлопнула дверь парилки. Авторитеты немного поборолись за место на дальней верхней полке и замерли. Несмотря на жар от раскаленных камней, по их шкурам ползли мурашки. Зеки чуяли, что париться с Теплым — развлечение смертельно опасное.

Прошло три минуты. Никто не вошел. Ваня-Шнифт посинел губами, готовясь к очередному инфаркту. Шашлык тихо заскулил. Страх докатился до полного ужаса.

— Кирдык! — пробормотал Сева, выражая общее мнение.

Время тянулось длинным плевком лагерного туберкулезника. Снаружи доносились приглушенные мокрые шлепки, похожие на удары кастетом по сырому мясу. Может, конечно, это был просто-напросто плеск воды в гулкой душевой. Но клясться мамой в этом никто бы не стал…

Оставшись в одиночестве, Теплый задумчиво почесал левую ногу. Татуировки, нанесенные немецким фломастером, почти въелись в кожу. В целях поддержания имиджа освежал он их часто, а потому мылся редко. Но теперь, перед освобождением, можно было и расслабиться. В конце концов, в свободном мире люди прекрасно обходились и без накожного импрессионизма. Вслед за левой ногой зачесался пупок, обрамленный непереводимыми иероглифами. Душ манил в объятия теплых водяных струй. Не в силах побороть искушение, легендарный киллер сделал шаг в сторону, словно собираясь совершить побег от криминальных условностей. Зуд покатился по всему телу. В раскрашенных руках хрустнула мочалка. Желание помыться перед выходом на волю стало нестерпимым. А терпеть Теплый не умел…

Через двадцать минут ожидания загнанные в парную ловушку авторитеты напарились до истерики. Моченый отстегнул раскалившийся протез, скинул его с верхней полки и прорычал, как загнанный зверь: