Траектория - Леонид Шувалов Страница 17

Пурга немного утихла, но мороз стал резче. Временами из-за туч выглядывает холодная, белая, как лист бумаги, луна. У ворот кирпичного особняка стоит лесовоз с мерно работающим двигателем.

Не успевает хозяйка распахнуть калитку, как окна в доме гаснут, и на крыльце появляется мужская фигура. Дежурная спешит к мужу.

— Петр, я вот тебе обещанную пассажирку привела, познакомься.

— Мы ужа знакомы,— отвечает тот.

И я узнаю в нем мужчину, указавшего мне дорогу к гостинице.

Поддернув юбку, взбираюсь на высокую подножку и ныряю в прогревшуюся кабину. Петр машет жене рукой, переключает скорость, и лесовоз, рыкнув, срывается с места.

— Как вас зовут? — на выезде из райцентра интересуется Петр.

— Лариса. .

— Можете вздремнуть, Лариса. Дорога длинная, около трех часов. Если все нормально будет, остановимся у старой заимки, перекусим.

Хочу последовать его совету, но это не так просто. Машину швыряет из стороны в сторону, подбрасывает на снежных ухабах. Сзади что-то угрожающе гремит...

Дорога до Шадринки проходит без происшествий, и лесовоз, прогромыхав по единственной улице села, останавливается перед избой из толстенных бревен. Парадное крыльцо с высокими ступенями и навесом, поддерживаемым резными столбиками, говорит о том, что это не просто изба, а административное здание.

— Если вам в контору, то вот она,— говорит Петр.— Мне дальше.

В конторе только пожилой мужчина. Он сидит за столом и с насупленным видом щелкает костяшками счетов.

— Извините, как мне найти Даниловых? — спрашиваю я.

Щетинистые брови мужчины удивленно вскидываются.

— А вы кто будете?

— Следователь...

У дома, к которому подводит меня человек из конторы, спохватываюсь:

— Ой, а Даниловы одни у вас в селе?

— Одни,— прокашлявшись, отвечает тот.— Еще старики были, да померли лет пять назад. Сперва Дементий Фролыч, а вскоре и супруга его Елизавета Трофимовна... А Михайлов брательник — Тимофей смотался куда-то. Чего-то они с Михаилом не поделили.

Мой спутник толкает тесовую добротную калитку, и мы оказываемся в широком дворе, крытом длинными жердями. Снега здесь почти нет, и белая «Нива» чувствует себя вполне уютно рядом с пугливо отпрянувшими от нас овцами.

— Хозяева! — громко окликает человек из конторы, а когда в дверной проем просовывается лохматая мужская голова, внушительным тоном сообщает: — Вот, Михаил, гостья к тебе... Из Новосибирска,— делает паузу и еще внушительнее добавляет: — Следователь...

Михаил, высокий мужчина лет сорока пяти, с широкой грудью и длинным, чуть загнутым книзу носом, озадаченно чешет рыжую щетину на щеках и подбородке.

— Следователь?.. Из Новосибирска? Ко мне?..— Он застегивает верхнюю пуговицу клетчатой байковой рубашки и, откинув назад, волнистые волосы, смущенно кашляет в пудовый кулак.— Ну что ж, милости просим...

. Снимаю шубу и сажусь на табурет, с которого Данилов тоже предусмотрительно смел ладонью крошки. 1

Несколько минут сидим молча. Потом спрашиваю:

— Михаил Дементьевич, у вас есть брат?

— Был да сплыл,— невесело усмехается хозяин.

— Вы с ним из-за чего-то поссорились?

— Было дело,— неохотно отвечает он.

— Если не секрет, из-за чего? — осторожно настаиваю я.

Данилов огорченно хлопает себя по острому колену.

— Какой там секрет! Вся деревня знает. Тимоха такой шум поднял, только держись,— он замолкает, видит, что я жду, и говорит: — Глупость, конечно, получилась. Но я не виноват, ей-богу!

— Все-таки что между вами произошло?

Данилов проводит рукой по щеке, морщится.

— Стыдно даже рассказывать... Короче, наследство не поделили. Смех да и только... Отец у нас пять лет как помер, и мамашу в тот же год, в декабре, схоронили. Хворала она долго. А Тимоха ее любимчик был, первенец он. Ну, и собрала нас как-то мамаша. Говорит: дом ихний с отцом, то есть этот вот, — Данилов обводит главами кухню,— и деньги, что у нее на книжке скопились, завещает она одному Тимохе. А денег было порядком, тратить-то им с отцом некуда было. Мне тогда сразу обидно стало. Как же так, думаю, когда отец помер, мы с Тимохой от своего наследства, в пользу мамаши отказались, а она все ему... Несправедливо это. Он холостяк, а у меня жена да трое парней. Отец никогда так не сделал бы. Но перечить мамаше, я не стал, сильно плохая была... Вскоре и померла,— Данилов разминает корявыми пальцами дешевую сигарету, закуривает.— Похоронили, поминки справили, как полагается. Через несколько дней я к нотариусу в район подался. Не может же так быть по нашему советскому закону, что Тимохе все, а мне шиш с маслом. Ведь до последних мамашиных дней жили мы в одном дому, ухаживали за ней. Супруга моя и ее обстирывала, и Тимоху самого, кашеварила на всех… Рассказал все как есть про мамашино завещание, а нотариус с меня давай бумагу требовать. Нету, говорю, у меня никакой бумага. Так что, спрашивает, не ходила мать к нотариусу завещание оформлять? Нет, отвечаю, на словах сказала. Нотариус аж раскраснелась вся, как мне разъясняла, что да как. Написал я какое-то заявление и поехал с тем, что по нашему закону, как и полагал я, половина дома и вклада мне причитается, а другая — Тимохе... Приехал, давай все ему выкладывать. Так и так, говорю. Он как подпрыгнет, словно голой пяткой на уголья наступил: дескать, плевать хотел на твоих домочадцев, не дозволю, кричит, мамашино слово нарушать! Давай я его укорять, а он вообще зашелся. Кричит: может, я бы и сам отдал тебе половину, а коль так, ничего не получишь!.. И пошло, и покатило, словно и не братья... Так и воевали все полгода, пока я свидетельство на наследство не получил. Тимоха и с нотариусом успел переругаться, но все равно больше положенной половины ему не дали. Снял он свои денежки с книжки, напился, как поросенок, и пришел со мной силой мериться. Я хоть и пониже, но в плечах ширше... Короче, заломал его...

Бросаю взгляд на тяжелые кулаки собеседника и мысленно представляю, во что могла вылиться эта стычка.

— Михаил Дементьевич, у вас случайно не найдется фотография вашего брата?

Данилов морщит лоб.

— Нет. Откуда у нас в деревне фотографии. Когда еще мальцами были, родители возили в райцентр сфотаться, а постарше стали — ни к чему вроде,— грустно говорит Данилов, видит на моем лице разочарование и улыбается, показывая крепкие, желтые от табака зубы,— Да вы на меня гляньте — полный портрет, фото не надо. Только Тимоха постарше да понасупленнее, да и ростом чуток выше.

По растопыренным пальцам собеседника понимало, что этот «чуток» измеряется сантиметрами десятью. Пользуюсь предложением и еще раз вглядываюсь в его лицо. Никакого, даже отдаленного, сходства между ним и «Дементьичем» со стройки. Спрашиваю:

— Что было после того, как вы схватились е братом?