Красный замок - Кэрол Нелсон Дуглас Страница 17

– Едва ли. Если вы хотите знать мое мнение, то он лишь предлагает кучку жутких баек.

– Как хорошо вы сказали, Уотсон! Значит, вы считаете, что эти жуткие байки не заслуживают даже обсуждения?

– Я готов обсудить их, дружище, как только мы выберемся из этого ужасного места. Я прекрасно представляю, как Потрошителю удалось незаметно шнырять по этим слабо освещенным переулкам и внезапно нападать на своих жертв, а затем исчезать, – если вы меня сюда привели, чтобы я это увидел.

– Я привел вас сюда, чтобы вы увидели то, чего не смог увидеть я.

– Здесь нет ничего, что скрылось бы от ваших глаз, – возразил я.

– Возможно. Но буду вам премного обязан, если вы немного прогуляетесь среди здешних потерянных и проклятых душ. По возвращении на Бейкер-стрит мы можем выпить согревающего пунша и сравнить впечатления.

– Одного пунша будет недостаточно, чтобы забыть эту вонь.

– По крайней мере, этот район со всей его грязью останется далеко позади. Местные жители и того не могут себе позволить. Ага! – Он остановился, чтобы окинуть взглядом невзрачное четырехэтажное кирпичное здание перед нами. – Международное общество обучения рабочих! Где-то рядом с этим местом я потерял бдительность и погнался не за той дичью. Теперь мы к чему-то приближаемся.

– Холмс, я уверен, любой мог бы так же ошибиться!

– Но я-то не любой. Постойте со мной здесь, у дороги, и давайте критически разберем те кошмарные события. Было около часу ночи. Главная дверь в клуб, вон та, была закрыта, но ворота сбоку были распахнуты: они ведут через небольшой двор к задней двери, так что посетители могут приходить и уходить когда вздумается.

– Это не подпольный клуб, Холмс?

В тусклом свете я заметил блеснувшие лунным серпом в улыбке зубы.

– Это не тайное непотребное заведение, Уотсон, если только вы не считаете социализм общественным злом. А сами участники заявили бы, что единственное их дело – борьба с изъянами общества. Да, так они говорят, и раввин подтвердил эту информацию, хотя, как вы сами слышали, он не особенно жалует молодых революционеров, что здесь собираются.

– Мудрый человек.

– Я думаю, клуб соответствует своему названию, хотя в запутанных вопросах веры, касающихся любой религии, я абсолютно несведущ. Так или иначе, в ту ночь я занял пост напротив клуба; разумеется, я был переодет.

– Зачем?

– Зачем? Затем, что некоторые из первых подозреваемых – евреи. А это центральное место, через которое пролегает их путь. И после двух убийств, особенно захвативших воображение общества, поскольку они выбивались из череды обычных здешних преступлений, я заметил, что в выборе дат нападений на Мэри Энн Николз и Энни Чэпмен прослеживается определенная логика. Мне показалось, что злодеем движет некая закономерность.

– Вы пошли на поводу у опасной догадки, Холмс!

– Я следовал собственной логике. – Он глубоко затянулся трубкой, прежде чем снова заговорить: – Я признаю, что есть несколько, пусть и немного, областей, в которых я как личность ограничен. И возможно, здесь они пересеклись – к моему большому разочарованию и к несчастью жертвы, Элизабет Страйд. Уверен, в списке грехов у апостола Петра разочарование стоит гораздо ниже, чем бессмысленная смерть. Какая удача, что я не верю в сказки о загробной жизни.

Я не знал, что сказать. Мне случалось видеть Холмса пребывающим в растерянности, полностью захваченным охотой или торжествующим. Но я никогда не видел, чтобы гений дедукции проявлял смирение, и, подозреваю, сейчас он подошел к этому чувству ближе, чем когда бы то ни было.

Детектив не отводил глаз от противоположной стороны улицы:

– Ни одну из убитых в Уайтчепеле женщин до, во время или после тирании Потрошителя не видели со столькими мужчинами различной наружности, как Элизабет Страйд, сорокачетырехлетнюю потаскушку, у которой не хватало двух передних зубов. Я сам повстречал ее с одним из клиентов, хотя вряд ли стоит списывать со счетов и других мужчин, с которыми она общалась ранее, причем иногда, по словам свидетелей, достаточно тесно. Согласно свидетельским показаниям, она не скупилась на выражения теплых чувств по отношению к любовникам, что меня порядком удивляет. Возможно, вам удастся это объяснить.

– Это игра, Холмс. Женщины притворяются, что мужчина им интересен, льстят ему и кокетничают. Но на самом деле им нужны лишь деньги, которые на ближайшие несколько часов облегчат им жизнь, и не важно, потратят они их на пиво или на койку в ночлежке. Обычно они настолько пьяны, что едва ли осознают, что творят. То же самое относится и к мужчинам.

– Отличная реклама для подобных сделок, Уотсон. Даже в опиумном притоне мне случалось наблюдать более теплое взаимодействие между людьми.

– В таких делах оба участника – темные, несчастные души, Холмс. Это известно всему миру. И тем не менее в крупных городах насчитываются десятки тысяч проституток и еще большее число их покровителей. Этот обычай стар как мир.

– Неудивительно, что звезды, луны и планеты стараются держаться подальше от нашего земного шара. Давайте вернемся в вечер двадцать девятого сентября прошлого года, Уотсон. Где-то между семью и восемью часами Элизабет Страйд заработала полшиллинга за уборку. В планах у нее были другие, и более прибыльные операции: она одолжила щетку для одежды у цирюльника Чарльза Престона и оставила отрез бархата поденщице Катарине Лейн – двух своих друзей она встретила на углу Флауэр и Дин-стрит.

Уже в одиннадцать часов вечера двое рабочих, входя в паб «Герб каменщика» на Сеттл-стрит, видели ее снаружи в обществе некоего мужчины. Их поразило, что пара обнимается и целуется в открытую. Мужчина был слишком благородного вида, чтобы позволить себе такое поведение: опрятная черная визитка и пальто, котелок, черные усы, ростом около пяти с половиной футов ^[20].

Я кивнул: картина вырисовывалась ясная, как если бы я смотрел пьесу.

– Рабочие не удержались, чтобы не поддразнить женщину. Они объявили, что ее спутник якобы вылитый Кожаный Фартук.

– Кожаный Фартук! Боже милостивый, Холмс, это достаточно жуткая персона! Он был одним из первых подозреваемых в преступлениях Потрошителя.

– Одним из первых и самых маловероятных, однако прессе хватило глупости обличить его как убийцу – в умении упускать истинных виновников журналисты даже инспекторам полиции фору дадут. Хотя в тот раз я и сам отличился в духе лучших умов Скотленд-Ярда, – заключил он с горечью.

Великий сыщик и впрямь не мог простить себе досадный промах, в каких он столь часто упрекал официальных стражей порядка.

– Тот человек действительно носил кожаный фартук, а когда его арестовали, обнаружилось, что он хранит дома несколько подозрительных ножей, не так ли? – уточнил я.

– Вы правы, мой дорогой друг. Он работал сапожником – отсюда и фартук, и, вероятно, длинные ножи. Он грубо обращался с жрицами любви, тут не поспоришь, и к тому же был евреем. Хуже всего – его звали Джек. Джек Пицер. Он считался местным жупелом – о таком подозреваемом полиция и пресса могли только мечтать: «сумасшедший еврей», которого можно представить народу и вышестоящим чинам как виновника и чьим именем впору запугивать детей в колыбелях, – закончил Холмс почти презрительно.