Завещание Ворона - Дмитрий Вересов Страница 17

Нил вышел на кухню, вытащил из морозильной камеры успевшую заиндеветь бутылку «Столичной», накрошил в стакан льда, добавил граммов сорок водки и поднялся на галерею полюбоваться заливом. Сквозь раскрытые двери он слышал стоны Назарова, постепенно переходящие в яростную ругань, потом — в причитания, потом — в призывы спуститься и поговорить. Наконец, до Нила донеслись слова:

— Все. Я подумал. Я идиот. Я согласен. Тогда Нил спустился в гостиную и помог Назарову подняться и пересесть в кресло.

— Я должен ему… четыреста тысяч… с копейками… — медленно, с усилием произнес Назаров. — Только это… не Джонс. Джонс — у них просто казначей. А фамилия председателя — Фэрфакс. Он здесь…

— Как понять — здесь? Ты его в подвале прячешь, что ли?

— Нет… У него домик на побережье. В Джоппе…

— Где где?

— Честное слово, в Джоппе, ну, не в самой, рядом…

— Интересно, что может находиться рядом с Джоппой?

— Не смейся… Небольшое курортное местечко… всего несколько вилл… Джоппа-Магнолия.

— Совсем замечательно… Вот тебе аппарат, звони в свою Магнолию, договаривайся о встрече. Я буду в холле, у параллельного…

— Постой… Телефон… не работает.

— Работает. Его подключили одновременно с электричеством.

Назаров снял трубку. Гудок услышали оба.

— Только он… Он — очень серьезный человек. В Вашингтоне работает. Помощник сенатора.

— Напугал! Ты звони давай… А то мы помощников сенатора не видели!

* * *

— Ну и где твой политикан? — Нил посмотрел на часы. — Сейчас десерт подадут, а его все нет!

Они сидели на веранде прибрежного ресторанчика под большим полосатым зонтом и поглощали сложно-составное блюдо из морских гребешков, мидий и прочих морепродуктов, запивая белым бургундским.

— Очень странно, мистер Фэрфакс никогда никуда не опаздывает. Может быть, застрял в пробке…

— Какой пробке, не смеши меня… Ну-ка, дай мне его номер.

Назаров принялся суетливо рыться в бумажнике, выискивая визитку с номером. Нил приготовил телефон, и в ту же секунду аппаратик подал голос. Нил прервал «Полет валькирий» на третьей ноте.

— Мистер Баррен, это Фэрфакс. Прошу извинить за доставленные неудобства… — Голос был в меру гнусав, интеллигентно модулирован и интонирован. Такой голос подошел бы юристу с богатой консервативной клиентурой или протестантскому пастору старой школы. — Небольшая поломка в доме. С минуты на минуту ожидаю прибытия ремонтной службы.

— Сколько, по-вашему, это займет времени?

— Не имею представления, сэр.

— В таком случае, мистер Фэрфакс, мы могли бы перенести нашу встречу на завтра.

— Увы, мистер Баррен, рано утром мне надлежит быть в Вашингтоне, а днем я вылетаю на Запад. Стартует предвыборная кампания, сами понимаете…

— Жаль… Что ж, в таком случае придется отложить встречу до лучших времен.

— Честно говоря, весьма досадно, сэр, хотелось бы побыстрее покончить… А что если я предложу вам подъехать ко мне в Магнолию? Это всего в получасе езды, Лопс прекрасно знает дорогу…

— Договорились. Будем через час.

Нил нажал на кнопочку, прекращая разговор…

* * *

— …Не знаю, как ты, амиго, у тебя, похоже, все тут схвачено, за все уплачено, а мне лично эти Соединенные Штаны остохренели по самое некуда… Все, каики, дельце обстряпаем, получу свои кровные — и деру отсюда…

— Домой? — вяло поинтересовался Нил.

— Я что, на головку раненый, в Совок возвращаться?! Нетушки, май диар, у меня давно все продумано, есть на свете такая чудная страна Парагвай. Под Асунсьоном за тридцать тысяч гринов можно такую гасиенду взять, что здесь и за миллион не добудешь, а при ней — спиртовой заводик по высшему разряду. Рабсила там дешевая, менты недорогие, сеньориты зажигательные — все как по заказу. Может, я там вообще гарем заведу. Этак, знаешь, выкурю на закате сигару, в ладоши хлопну — Гюльчатай, покажи личико… Эй, ты спишь, что ли?

…Кто-то спер из кабинета медподготовки муляж человеческого торса с рельефной сеткой кровеносных сосудов и водрузил его посреди клумбы на факультетском дворике. Торс выглядел весьма натуралистично, и в первый момент впечатление было такое, что утраченную гипсовую вазу заменили обезглавленным и освежеванным трупом.

— Особо нервных просят не смотреть, — заметил за его спиной девичий голос. — Ты не особо нервный?

— Не знаю… — честно признался Нил. — Разве теперь это имеет какое-нибудь значение? Ты пришла за мной, Линда?

— Я не Линда…

Он обернулся к ней, но она уже оказалась к нему спиной. Упругим шагом, спортивным и эротичным одновременно, девушка, одетая в обтягивающий черный комбинезон, стремительно удалялась от него в сторону «катакомб» — подвального комплекса маленьких аудиторий. Под черной бейсбольной шапочкой задорно прыгали в такт шагам рыжие кудри.

— Таня, постой!..

Нил бросился следом за ней, но, как часто бывает в снах, при всех составляющих бега оставался все на том же месте. Он ухватился за плотный, сковывающий движения воздух, желая взлететь, как в детстве. И тут же ушел куда-то вниз, вниз, вниз…

Извилистые лабиринты подземелья окружали его, над головой что-то электрически гудело, и слышались, как будто, тяжкие хлопанья крыльев. А в конце одного из бесчисленных коридоров мелькнула и тут же исчезла фигурка в комбинезоне…

— Таня…

Какая-то непреодолимая сила подняла его, закружила и понесла, всасывая во тьму, как пылесос пылинку. Вот на одном из виражей показался бодро шагающий человечек, все в том же комбинезоне, но теперь с чемоданчиком в руке. Своей конкретной, кожистой чернотой чемоданчик диссонировал с зыбкой тьмой галлюцинации.

Вихрь опустил его куда-то, где было тихо, и колеблющийся красно-желтый свет брезжил из-под белой с синими стеклами двери, на мгновение приоткрывшейся, чтобы впустить черную фигурку с чемоданчиком. И тут же захлопнувшейся.

— Свет… — сказал Нил, — Таня, возьми меня с собой в свет.

С белого перекрестья, разделявшего на четыре части синюю стеклянную плоскость двери, на Нила скалился овальный бронзовый череп, и голос сказал:

— Это другой свет…

— Это другой свет, — повторил Нил…

— Эй, какой еще другой свет, мы пока на этом. Просыпайся, говорю, приехали. Вон его дом…

Нил протер глаза и недоуменно посмотрел сначала на Назарова, потом на то, что было отделено от него стеклом автомобиля.

Дом производил впечатление не столько размерами, сколько ухоженностью и какой-то рекламной, нежилой опрятностью. Стекла в арочных окнах сверкали, будто только что отмытые патентованным моечным средством, стены сияли девственной белизной, лужайка перед домом была идеально ровной, подстриженная трава лоснилась, как искусственный газон на футбольном поле, на балконе над портиком гордо реял, демонстрируя все тринадцать полосок и пятьдесят звездочек, традиционный американский флаг.