Мистер Рипли под землей - Патриция Хайсмит Страница 17

– Алло? – сказал Том, – Эдуардо? Как у вас дела? Я очень рад, что дозвонился до вас… Да, дошли слухи. Один из наших общих друзей позвонил сегодня из Парижа и сказал, что вы в Милане… Так вы можете заехать ко мне? Вы обещали.

Граф был бонвиваном и всегда радовался, если что-то могло отвлечь его от его дел, связанных с экспортом и импортом. Чуть поколебавшись по поводу изменения своих планов, он быстро и с энтузиазмом принял приглашение Тома.

– Но только не сегодня. Завтра. Это вас устроит?

Тома это не очень устраивало, поскольку он не знал, какие осложнения могут возникнуть с Мёрчисоном.

– Да, конечно, – сказал он. – И пятница тоже устроила бы…

– Нет-нет, я не заставлю вас ждать так долго, – сказал граф, не понявший намека. – Завтра, в четверг.

– Ну вот и прекрасно. Я подъеду в Орли. Когда прибывает самолет?

– Сейчас, я проверю… – На это ушло довольно много времени. Наконец, граф вернулся к телефону. – Прибытие в 17.15. Рейс 306, “Алиталия”.

Том записал эти данные.

– Так я вас встречу. Очень рад, что вы все-таки выбрались ко мне, Эдуардо!

Том вернулся в гостиную к Томасу Мёрчисону. Они уже обращались друг к другу по имени, правда, Мёрчисон сказал, что жена зовет его не Том, а Томми. Он был инженером-гидравликом и занимал пост одного из директоров компании по прокладке трубопроводов, штаб-квартира которой находилась в Нью-Йорке.

Они прогулялись по саду, переходившему позади дома в настоящий лес. В целом Мёрчисон нравился Тому. Он думал, что сможет переубедить его, заставит отказаться от задуманного. Но как это сделать?

За обедом Мёрчисон говорил о нововведениях, которые собирался внедрить у себя в фирме, в том числе о транспортировке любых товаров в маленьких контейнерах прямо по трубам. Том в это время размышлял, не стоит ли посоветовать Джеффу и Эду раздобыть бланки какой-нибудь мексиканской транспортной фирмы и записать на них якобы перевозившиеся картины Дерватта.

Сколько времени это займет? Эд, как журналист, мог бы, вероятно, провернуть это. А если они вместе со смотрителем галереи Леонардом как следует потопчутся на бланках, то те будут выглядеть достаточно старыми… Обед был на славу, и Мёрчисон на вполне сносном французском языке выразил мадам Аннет благодарность за ее mousse и даже за сыр бри.

– Мы выпьем кофе в гостиной, – сказал ей Том. – Вы не могли бы подать и коньяк?

Мадам Аннет растопила камин. Том и Мёрчисон расположились на большом желтом диване.

– Странно, – начал осаду Том, – но “Человек в кресле” мне нравится ничуть не меньше, чем “Красные стулья”. Пусть это даже подделка. Вы не находите, что это любопытно? – Том по-прежнему говорил со среднезападным акцентом. – Он даже занимает у меня в гостиной почетное место, как видите.

– Да, но вы же не знали, что это подделка! – хмыкнул Мёрчисон. – Интересно было бы выяснить, чья это работа, очень интересно.

Том, вытянув ноги, попыхивал сигарой. Он решил выложить свой последний и самый сильный козырь:

– А не правда ли, было бы очень забавно, если бы все картины, которыми владеет Бакмастерская галерея, оказались подделками? Это значит, что существует какой-то художник ничуть не хуже Дерватта. Как вам кажется?

– Но что же тогда делает Дерватт? – улыбнулся Мёрчисон. – Сидит и наблюдает за этим? Нет, это смешно… А Дерватта, кстати, я таким и представлял себе. Несколько замкнут и старомоден.

– А вам никогда не хотелось попробовать собирать подделки? Я знаю одного итальянца, который этим занимается. Сначала это была просто забава, хобби, а теперь он продает их другим коллекционерам по очень приличной цене.

– Да, я слышал о таких вещах. Но, покупая подделку, я должен знать, что это подделка.

Том чувствовал, что вступает на очень узкий и скользкий путь. Он сделал еще одну попытку.

– Мне иногда приходят в голову всякие несуразные вещи вроде этой. В конце концов, если человек делает такие хорошие подделки, – так, может быть, пускай себе делает? Я не буду снимать “Человека в кресле” – подделка это или нет.

Мёрчисон, казалось, даже не слышал Тома и сидел, уставившись на картину, о которой Том говорил.

– Знаете, – произнес он, – дело не только в сиреневом цвете, а в самой душе живописи… Ваш прекрасный обед и вино настроили меня на сентиментальный лад.

Они прикончили бутылку марго – лучшую из запасов Тома.

– Вы не думаете, что владельцы Бакмастерской галереи – жулики? – спросил Мёрчисон. – Я-то практически уверен, что так оно и есть. Если бы они не были жуликами, то не торговали бы подделками наряду с подлинниками.

Том понял, что Мёрчисон считает подлинниками все выставленные в галерее картины, кроме “Ванны”.

– Да, – сказал он, – если ваши “Часы” и некоторые другие в самом деле подделки. Но вы меня пока еще не убедили.

– Это потому, что вы так любите своего “Человека в кресле”, – ухмыльнулся Мёрчисон. – Но если ему четыре года, а моей картине не меньше трех, то, значит, эта афера началась уже давно. Возможно, в Лондоне есть и другие подделки, не попавшие на выставку. А если быть откровенным до конца, то я подозреваю и самого Дерватта. Я думаю, что он в сговоре с Бакмастерской галереей, – ради того, чтобы побольше заработать. И что еще странно – вот уже несколько лет не появлялось новых рисунков Дерватта. Очень странно.

– Правда? А почему это странно? – спросил Том с притворным удивлением. На самом деле он знал, что это так и есть, и понимал, что имеет в виду Мёрчисон.

– Рисунок раскрывает личность художника, – объяснил Мёрчисон. – Я додумался до этого сам, а потом уже прочел об этом где-то и убедился, что прав. – Он рассмеялся. – Люди думают, что раз я выпускаю трубы, то мне недоступны тонкие материи. Но рисунок для художника – это все равно что подпись, причем очень сложная. Пожалуй, подпись или картину подделать даже легче, чем рисунок.

– Никогда не думал об этом, – сказал Том и затушил остаток сигары в пепельнице. – Так вы говорите, что встречаетесь с экспертом из Галереи Тейт в субботу?

– Да. Там есть парочка старых картин Дерватта – как вы, вероятно, знаете. И если Ример подтвердит мои подозрения, я нагряну в Бакмастерскую галерею без предупреждения и выведу их на чистую воду.

Мозг Тома начал лихорадочно искать выход. Суббота – это послезавтра. Возможно, Ример захочет сравнить “Часы” и “Человека в кресле” с картинами из своей галереи и с теми, что выставлены в Бакмастерской. Выдержат ли работы Бернарда Тафтса этот экзамен? А если нет? Том подлил Мёрчисону коньяка и плеснул себе, хотя вовсе не хотел пить его. Он сложил руки на груди.

– А знаете, я, пожалуй, не стану предъявлять кому-либо претензий, даже если это подделка.

– Ха! Это дело ваше. Я же придерживаюсь общепринятой морали. Возможно, я старомоден. Но уж какой есть. А что если Дерватт действительно в сговоре с ними?