Царская экспертиза - Ольга Ракитина Страница 17

— Не знаю, ни одного не видел. А этот доктор…

— Португалов, — подсказал дядя Миша.

— Да, Португалов, он что, был посторонним человеком для их семьи? Ведь обычно к больному приглашают семейного врача, который лечит и отцов, и детей, и внуков и которому доверяют все.

— Насчёт этого не знаю, но то, что он не лечил старшее поколение в их семействе — это точно, поскольку чета Максименко приехала сюда всего несколько лет назад, уже после женитьбы. А до этого они вроде как в Астрахани жили, именно оттуда Александра Егоровна родом.

— Ну, а вы, Любовь Ивановна, что скажете? — Алексей всем телом поворотился к женщине, поскольку интуитивно чувствовал, что её переполняет желание принять участие в разговоре. — Что — то про честь полицейского мундира, верно?

— Я так скажу, Лёшенька, про то, как Португалов требовал с Максименко деньги, я ничего не знаю, поскольку при том не присутствовала. А знаю лишь то, что про Ивана Португалова многие люди говорят только хорошее. Знаю, что людям в помощи он никогда не отказывал и у бедных людей последнюю копейку из кармана не тянул. Может, он и попросил у Сашки Максименко деньги за службу — так могла бы и дать, нечего скопидомничать! Ей эти четыреста рублей, что четыре фантика, она куда более на свои утехи бросает. И муж ей был не пара — слишком разные люди. Уж не знаю, отравила она его или нет, да только она его в могилу свела и нечего тут на доктора тянуть. А Ивану Португалову рот заткнули…

— Ой, да ладно, Любаня, — отмахнулся дядя Миша. — Сейчас начнёшь тут маккиавелизм разводить!

— Заткнули, заткнули! Ты своих всегда защищаешь, да только у всякого Егорки свои отговорки! Знаю я, какие держиморды в полиции работают, слава Богу, замужем за полицейским, так что, почитай, сама на службе состою. Так что ручаюсь, Лёшенька, дело там грязное и тёмное, а хорошего человека просто крайним назначили, как почитай, всегда у нас делается.

— А как мне этого доктора разыскать? — полюбопытствовал Алексей.

— А на что тебе? — хитро посмотрел на племянника Михаил Васильевич. Но супруга тут же его осадила, даже не дав Алексею времени ответить:

— Ты, Миша, как иудей разговариваешь: вопросом на вопрос отвечаешь! А живёт Иван Португалов на Митрофаньевской, там за церковью двухэтажный домик с голубой крышей и голубыми наличниками. Подойдёшь, спросишь, там тебе его всяк укажет.

— Хочу проконсультироваться по поводу астмы для одного моего петербургского приятеля, — объяснил Алексей своё любопытство. — Думаю, раз пациентов у доктора сейчас мало, он не станет заламывать дорого. Как думаете?

На самом деле Алексей Шумилов вовсе не был уверен в том, что ему следует ехать к Португалову. Он вообще не знал, следует ли ему продолжать погружаться в семейные дела малознакомой женщины или имеет смысл корректно прервать знакомство с нею, сославшись на какой — либо достоверный, но надуманный предлог. Мысли шли враздрай, противореча друг другу, не позволяя остановиться на каком — то решении. Для Шумилова было лишь очевидно, что элементарные нормы приличия требовали от него визита мадам Максименко. Не лежала его душа к этой поездке хотя бы в силу того, что вся обстановка праздности вокруг этой дамы, да и люди из её «свиты» были Алексею Ивановичу неинтересны и малосимпатичны. Делать же над собой усилие, чтобы попадать в «тон» всей этой компании было и скучно, и лень. Кроме того, Алексей тяготился предстоящим разговором с Александрой Егоровной, вернее его деловой частью.

Однако, ехать всё же было необходимо. На следующий день после посещения дяди Миши Алексей поутру отправился на Николаевскую улицу. Выбрал он утреннее время нарочно, полагая, что в такой час у Александры Егоровны не должно быть гостей. Прихватив роскошную коробку шоколадных конфет, купленных в магазине Елисеева на Невском проспекте специально в презент купеческой вдове, Шумилов вышел на улицу, но глянув в небо, решил вернуться за зонтом. Весь небосвод был затянут плотной облачностью, а воздух оказался на удивление парким. Полное безветрие свидетельствовало о приближении грозы, которую уже почувствовала живность. Птицы примолкли, собаки и кошки попрятались, природа словно замерла в ожидании.

До дома Максименко он успел добраться практически в ту самую минуту, когда грянул первый гром. Последние полста метров Шумилов проделал под настоящим водопадом и, войдя в дом, вручил горничной мокрый зонт со словами: «Пожалуйста, поставьте к огню просушиться». Алексей вздохнул с облегчением и даже мысленно похвалил себя за предусмотрительность, застав Александру Егоровну на пороге террасы в полном одиночестве. Она рассматривала льющиеся с неба потоки воды и выглядела очень задумчивой.

— О, Алексей Иванович, — обрадовано обернулась она к Шумилову и её алые губы расплылись в улыбке. — Как давно вы у меня не были! Я уж, было, вас совсем потеряла.

Она говорила нараспев, слегка запрокидывая назад голову, и смотрела на Алексея снизу вверх. Когда она подала Шумилову для поцелуя белую сдобную руку, накинутая на плечи ажурная шаль скользнула вниз, открыв взору гостя полупрозрачный пеньюар тонкого розового шелка. На шее с правой стороны цепочкой протянулись три темные родинки.

— Пойдёмте в кабинет, — предложила Максименко, возвращая шаль на место, не очень, впрочем, поспешно. Шумилов вполне успел рассмотреть телесное богатство купеческий вдовушки; на то, видимо, и делался расчёт.

В кабинете она села в старое кресло у стола и игриво скомандовала:

— Берите стул, садитесь подле. Рассказывайте, как поживаете. Сейчас будем кушать фрукты.

Она позвонила в колокольчик, явившейся горничной приказала принести сока и фруктов. Откинувшись в кресле и закинув нога за ногу, Александра Егоровна испытывающе рассматривала Шумилова. Домашняя туфля с загнутым на турецкий манер острым носом покачивалась на босой ноге. Длинные русые волосы были небрежно заплетены в рыхлую косу. Откуда — то появился здоровый белый котище — перс, он нагло взгромоздился на колени хозяйке и, блаженно жмурясь от ласкового поглаживания за ухом, заурчал точно трансформатор. По причине раннего, по понятиям её круга, утра, Александра Егоровна была одета и причёсана по — домашнему, без церемоний, с долей небрежности, впрочем, нисколько не портившей её. Молодость и свежесть всегда привлекательны, даже в такие «непарадные», непредназначенные для постороннего глаза минуты.

— Я должен извиниться за долгое отсутствие, — проговорил Шумилов. — Дела потребовали моего срочного отъезда в Петербург. Кстати, там я занимался в том числе и вашим делом.

— В самом деле? Как это интересно… У нас здесь такая тоска, — отозвалась Максименко. — Как там Петербург, вы наблюдали что — либо интересное?

Шумилов озадаченно задумался. Он не знал как ответить на последний вопрос, а кроме того, его смутило то обстоятельство, что Александра Егоровна не проявила ни малейшего любопытства относительно результатов его поездки.

— В Петербурге сыро, на редкость холодно и скучно. Даром что середина июля. Студенты — на каникулах, чиновники — на дачах, Гвардия — на маневрах. Решительно не знаю, что можно рассказать, дабы вас развлечь.