Девятый чин - Олег Егоров Страница 17

Вступив на путь исправления и досрочно освободившись, Говард решил впредь защищаться самостоятельно, для чего добросовестно освоил новую профессию. Адвокатская практика в родной Монровии оказалась куда более прибыльным занятием, чем оптовая торговля портками, когда-то приходившими с дипломатическим грузом в посольство африканской страны.

«Если я буду представлять интересы Дрозденко на бракоразводном процессе, я обчищу его, да еще и официальное вознаграждение получу!» — возликовал Говард Прайс.

— Ваши услуги стоят тех денег, что он вам платит. — Хитроумный Капкан, импровизируя, продолжал расставлять свои силки. — Это мнение господина Дрозденко.

— Разумеется, — поспешно отреагировал Говард.

— Но в Монровии есть и другие адвокаты, — вкрадчиво закончил Капкан, почувствовав, что птица попалась. — Это мое мнение.

— Они не такие хорошие, — возразил его собеседник.

— А это уже ваше мнение. Но я его понимаю. Мы ждем вас с господином Дрозденко завтра в полдень. Отель «Атлантика».

— Разумеется, — буркнул Говард, заслышав короткие гудки.

Утомленный переговорами, Капкан отправился было в душ, но протяжный стон Брусникина вернул его к постели страдальца.

После инцидента на площади Никита представлял собой жалкое зрелище. Распухшая лодыжка левой ноги была туго перетянута эластичным бинтом, челюсть — закована в гипсовый каркас, место укуса на правой ягодице — залеплено пластырем. В глазах Брусникина стояли слезы.

«Я умру?» — обратился Никита к «продюсеру», начертав эту фразу нетвердой рукой в блокноте.

— Мы все умрем, — успокоил его Капкан в устной форме.

Губы Никиты задрожали.

— Не сегодня, — поспешил Капкан внести поправку в свою сентенцию. — Собака — не кобра. Да и наширяли тебя вакциной под самую завязку.

Брусникин снова взялся за карандаш.

— Ну, это вряд ли, — улыбнулся Капкан, ознакомившись с записями артиста. — Откуда здесь змеи? Гостиница все-таки. Ты давай, опохмелись лучше. Доктор тебе расширение сосудов прописал.

Ничего подобного, надо признать, гостиничный лекарь Брусникину не прописывал. Он лишь проделал весь комплекс положенных уколов, забинтовал подвернутую лодыжку, наложил на челюсть гипс и затребовал за оказанные услуги двести американских долларов. Тут был важный нюанс, ибо либерийские денежные единицы тоже называются долларами. При этом эскулап непрестанно хихикал, за что Капкан его, в сущности, не осуждал. История болезни, в кратком виде поведанная им доктору, выглядела забавно: «Белый человек бросился бежать от черной собаки, споткнулся о бордюр, сломал при падении челюсть и был укушен за ягодицу».

Рассказывать о том, что за всем этим воспоследовало, Капкан счел излишним. А произошло следующее. Поглазеть на пострадавшего сбежалась толпа человек в двести. Зрители окружили Брусникина плотным кольцом. Надо полагать, нападения собак на белых туристов случаются в Монровии не каждый день, и картина была экзотическая. Толпу взялся разгонять полицейский патруль. Свободолюбивый и вспыльчивый южный народ оказал сопротивление. Когда его лишали хлеба, он еще мог потерпеть, но зрелищ!..

С обеих сторон в ход пошли, соответственно, дубинки и фрукты, каковыми (фруктами, а не дубинками) торговали на площади чернокожие коробейники. В воздухе замелькали довольно крепкие ананасы. Шестерых раненных бунтовщиков и двоих контуженных полицейских забрала подоспевшая карета «скорой помощи». Бешеный пес был застрелен при попытке к бегству и брошен в кузов патрульной машины — на предмет выяснения личности.

Капкан же, после допроса на месте офицером полиции, где он выступил в качестве полномочного представителя укушенного, воспользовался услугами такси. «Скорая помощь» и возможная дальнейшая госпитализация Брусникина в расписание поездки не укладывались.

«Как я буду сниматься в джунглях?!» — продолжил Никита эпистолярное общение с «продюсером», выпив полбанки «Хайнекена» через трубочку.

— Никак, — ответствовал Капкан, вытирая мокрые после душа волосы полотенцем. — Съемочная группа уже извещена. Завтра прибудут страховой агент и нотариус, которые официально заверят твое состояние. А заодно и наше. Для тебя это даже выгодней. Дрозденко получит за тебя страховку, а ты за него — гонорар. Жаль, что комедию придется пролонгировать.

«И все?!» — начертал Никита.

— Не все, — вздохнул Капкан. — К их приходу тебе предстоит освоить автограф Дрозденко. Над своим ты уже в Шереметьево-два поработал, так что — вот тебе образец.

Копия контракта за подписью Дрозденко легла на постель жертвы кинофобии.

— Не облажайся, — предупредил Капкан подопечного. — Законы здесь суровые. За подделку автографов пальцы обрубают. Свободная, брат, страна.

Настроив таким образом Никиту на самый серьезный лад, Капкан снова исчез в ванной комнате.

После очередной порции холодного душа он позвонил в Москву.

— Я на месте, — отчитался он Глебу Анатольевичу Малютину. — Пока все в масть. С адвокатом встречаемся завтра.

— Молоток! — похвалил своего подручного Малюта. Голос его в трубке отдалился и зазвучал приглушенно: «А это зачем?!» — «Сам же велел…» — едва расслышал Капкан восклицание Соломона. «Унеси эту хрень! — забушевал Малюта в далекой столице. — У меня и так их четыре штуки в сейфе!»

— Урод, — вернулся Малюта к беседе с Капканом. — О чем я говорил?! Ах, да. Соломон базарит, что за какую-то декларацию триста баксов на таможне отвалил. На тебя ссылается.

— По ушам ездит. — Капкану были известны повадки старого мошенника. — Верни ему сотню, чтобы не канючил.

— Ты мне, Капкан, не указывай, кому и сколько! — тут же взъерепенился Глеб Анатольевич. — Обидеть можешь!

— Ладно, забудь, — погасил Капкан разгоравшийся по пустячному поводу конфликт. — Завтра у нас сделка века. Лимонов двести откусим.

«У нас?! — подумал Малюта, втягивая ноздрей со стола кокаиновую тропинку. — Оборзел ты, Капкан».

— Молоток! — вслух одобрил он своего министра внешних дел. — С меня причитается! Считай, что новый «мерин» у твоего подъезда уже стоит!

«Надейся, — подумал Павел Андреевич, залпом осушая стакан минеральной. — Доверенность на меня будет оформлена. Так что тридцать процентов мой куш, не меньше».

— Будь здоров на добром слове, Малюта.

— Сам не хворай.

Отключив мобильник, Капкан взялся проверять у Брусникина уроки чистописания. Никита, преодолевая слабость и духоту, разучивал в блокноте подпись Дрозденко. Получалось у него, в целом, похоже. «Дар имитации у парня просто в крови!» — порадовался Капкан, сличая подписи.

Сдернув с кровати простыню и запахнувшись в нее, Павел Андреевич вышел на лоджию. Вид на столицу Либерии открывался отсюда хоть и весьма усеченный, но вполне достаточный, чтобы составить общее представление. Океан, по которому, словно мускулы под шкурой мощного дремлющего зверя, медленно катились волны, упирался в портовые склады с оцинкованными крышами. На оконечности пирса белел маяк, напоминавший издали шахматную пешку. Над сухогрузом, приставшим к видимому с лоджии причалу, возвышался башенный кран. Стрела его тащила из трюма наполненную мешками авоську. Буксир торопился к выходу из акватории порта, где на рейде дожидался своей очереди еще один океанский транспорт — от него виднелась лишь корма с булавочным флагштоком.