Убийство на Эйфелевой башне - Клод Изнер Страница 17

Таша прошла в крошечную конурку, служившую ей и кухней, и туалетной комнатой — собственно отхожие места располагались в конце коридора соответственно рангу жильцов шестого этажа.

Она положила морковь и репу возле маленького переносного очага, работавшего на угле, взяла кувшин, наполненный ею еще до ухода, и помыла лицо и шею, стараясь не слушать вокализы, которые испускал за стеной Данило. Вернувшись в большую комнату, она расшнуровала ботинки, которые, как она надеялась, прослужат до конца лета, быстро разделась, бросая на кровать шляпку, перчатки, куртку, верхнюю юбку, нижнюю юбку, панталоны, чулки, корсаж, размотала бандаж, служивший для поддержки груди, поскольку она не носила корсета. Голая, с распущенными волосами, облегченно вздохнув, она присела на постель, сложив руки на груди. Так пронзительно вспомнились ласки Ханса, с которым ей нравилось заниматься любовью. «Все, про это забудь, малышка». Она схватила широкую, всю в цветных пятнах, серую блузу, накинула ее и встала к мольберту, на котором была установлена незаконченная картина: две шиферные крыши, на них что-то клюют голуби, озаренные последними предзакатными лучами. Таша взялась за кисть и, немного подумав, принялась прорисовывать кровельный желоб. В мозгу пронеслась нелепая мысль. Она вдруг представила себе, как с левого края вон той каминной трубы срывается и мчится в город рой пчел, которые собираются очистить его от всех идиотов, ничего не понимающих в искусстве и интересующихся только деньгами. Не в силах противиться искушению, над кровельным желобом она кончиком кисти сделала желто-черные крошечные мазки и вдруг подумала о своем отце. Где он, Пинхус, все еще в Берлине? Известий нет уже целый год. Лишь бы он опять не вляпался в какую-нибудь аферу. Впрочем, пожала плечами Таша, даже если так, он всегда сумеет выкрутиться.

Виктору хватило одного взгляда, чтобы увидеть — лавочка пуста. На хозяйстве оставался один Жозеф, по обыкновению сидевший на приставной лесенке с раскрытой книгой на коленях. Иногда он отрывался от романа, чтобы куснуть яблоко. При звуке колокольчика он поднял глаза.

— Мсье Виктор! Господин Мори ждал вас к завтраку: мадмуазель Жермен пожарила эскалопы по-милански, но вы так и не явились, и он ушел.

— Я вчера предупредил его, что приду не раньше трех. А он сказал, куда ушел? — спросил Виктор, нахмурившись.

— На свидание с коллегой.

Виктор подумал, что, похоже, коллега носит юбку и туфельки и в эту минуту, скорее всего, с радостным кудахтаньем распечатывает множество пакетов от «Королевы пчел».

— Вы что-нибудь продали?

— Совсем чуть-чуть вчера вечером, жаль не было вас, мне удалось толкнуть по дешевке неполное издание «Энциклопедии» Дидро — помните, то самое, что так пострадало от сырости в подвале на улице Ле Реграттье, — одному провинциальному книгопродавцу, а потом я…

— Да-да. А что это вы читаете?

— «Господин Лекок», это вы мне посоветовали, очень увлекательно.

Виктор улыбнулся.

— Популярными романами сыт не будешь, надо кушать, Жозеф, и не только яблоки. Вы воспользовались моим отсутствием, чтобы угоститься эскалопом по-милански?

— Предпочитаю питать мозг, не перегружая желудок, простите за такую колкость, мама всегда говорила, что три четверти болезней вызываются жжением внутренностей, и я…

— Вы, должно быть, хотели сказать — изжогой.

— И потом, полицейское следствие так захватывает, ах, этот Лекок такой умный, какие умозаключения он выводит из неприметных улик… Загляни он в мою записную книжку, тоже бы что-нибудь сказал!

Жозеф вынул из кармана блокнот в обложке из черной «чертовой кожи», в который заносил указания хозяев, и бросил его на прилавок.

— Что это вы тут записываете? Фамилии клиентов или ваши любовные победы?

— Намного лучше! Меня интересуют необычные факты, неразгаданные тайны. Я вырезаю из газет заметки и наклеиваю их подряд. Вот, взгляните!

Виктор пролистал блокнот и прочел на случайно открытой странице:

Дождь из лягушек в Монтобане… Преступление в вагоне… Женщина с отрезанной головой в Бонди… Рыбы выбрасываются на берег из вод канала в Урке… В веревочной сумке найдены сокровища Меровингов… Пчела-убийца в Париже.

Он склонился над статьей, вышедшей 13 мая.

Вчера утром на вокзале Батиньоль, будучи в числе любопытных, собравшихся взглянуть на приезд Буффало Билла и его команду, Жан Меренга, по роду занятий тряпичник, проживавший на улице Паршеминери, нашел свою смерть из-за пчелиного укуса.

— Вырезка из «Эклер» за прошлый месяц. Вам это тоже кажется любопытным, а? Никто не догадался связать смерть старьевщика и те, что случились на выставке. А ведь это достойно романа Габорио. Ах, если бы я мог писать!

Виктор улыбнулся. Имя Буффало Билла напомнило ему встречу с Таша.

— Вам смешно, мсье Виктор? Я и сам знаю, что дурак необразованный, но ведь у меня есть книги, я все узнаю из них!

— Я вовсе не над вами, Жозеф, просто Буффало Билл мне кое-кого напомнил…

— Мсье Легри! Наконец-то я вас нашла! Вчера дважды приходила, а вас уже как ветром сдуло! — заголосила графиня де Салиньяк, рывком распахивая дверь.

Виктор подпрыгнул, обогнул Жозефа, послав ему выразительный взгляд и спрятав блокнот в карман своего редингота.

— Не забудьте напомнить, чтобы я вам его вернул! — прошептал он, удирая в подсобку.

— Да какая муха его укусила?! — вскричала графиня.

— Не к мухам в наши дни питать бы надо подозренье, а к пчелам — вот, — заключил Жозеф, последний раз откусив от яблока.

— Но позвольте, молодой человек, вы можете сказать, куда ушел мсье Легри?

— Думаю, он спустился в свою мастерскую, внизу, рядом со складом. Он там проявляет фотографии. Видите, на камине за бюстом Мольера маленькая красная лампочка? Она работает от электричества. Если она горит, значит, мсье Легри заперся в своей потайной комнате и настоятельно просит не беспокоить его всяких….

— Всяких, ну-ну, — проворчала графиня. — Это про меня-то, а ведь я хотела только узнать, разыскал ли он наконец «Орла и голубку»!

— Это книга о птичках? — лукаво осведомился Жозеф, крутя яблочный огрызок за хвостик, зажатый между пальцами.

— Экий вы непонятливый! Это роман Зенаиды Флерьо!

Запершись в лаборатории, Виктор снял проявленные накануне снимки, аккуратно отметив на обороте каждого дату и время, когда они были сделаны, потом разложил их лицом вверх. Решительно, портативный фотоаппарат «Акме» по точности превосходил все, что было ему известно: сфотографировать за долю секунды так, чтобы объект даже не успел понять, что его снимают! Правда, фотопортреты сенегальца Самбы, получившиеся очень выразительными, подкачали из-за плохого освещения, зато фотографии Таша по-настоящему удачные. А если их отретушировать, цены им не будет. Он приготовил инструменты: маленькую кисточку, бутылочку с тушью, и устроился за столом. Кисточка появилась из бутылочки совершенно сухой: тушь закончилась. Он сунул пачку фотографий в конверт и, надев редингот, отправился на склад, где собирался разобрать груду книг, но конверт не давал ему покоя. Виктор поднялся по лестнице и рискнул заглянуть в лавку. Никого. Жозеф большим пером стирал с этажерок пыль. Виктор чуть слышно свистнул, и Жожо тут же появился перед ним.