Голый шпион - Геннадий Соколов Страница 17

Лофотенский весенний промысел трески — это настоящая страда для норвежских рыбаков. Точнее говоря, это — вся их жизнь. Такой она была столетия назад, такой останется и в будущем.

Можно без преувеличения сказать, что именно треска была главным военным секретом викингов, залогом их ратных побед на море. На протяжении столетий норвежские рыбаки связывали выловленную ими рыбу за хвосты и вывешивали парами на берегу сушиться на больших деревянных рамах. За три месяца такой сушки треска теряла четыре пятых своего веса и становилась хранилищем чистого белка. Свои питательные свойства она сохраняла на все время долгих морских путешествий. Имея внушительный запас провианта в виде сухой трески, викинги могли совершать длительные морские походы вокруг Европы и даже через Атлантику.

В Норвегии в свое время не уставали говорить: «Наша некоронованная королева — это селедка с кронпринцессой треской». Так было полвека назад. Но времена меняются. Развивается наука, а с ней и промышленность. Ведется разведка полезных ископаемых. В итоге Северное море стало теперь для норвежцев не только источником морепродуктов, но и кладезью нефти. И в скромной некогда экономике страны воцарился новый и могущественный властелин, потеснивший с престола королеву Селедку с кронпринцессой Треской. Ее величество Нефть, это черное золото недр, принесло в последние годы норвежцам и новые доходы, и новые заботы.

Частым гостем моей «Элмы» был вице-адмирал норвежского флота Бьорн Кристиансен. Он был на ведущих командных постах в военно-морских силах Норвегии. Долгие годы работал начальником штаба ВМС по кадрам. Контакты с ним обещали небезынтересный и многообещающий обмен мнениями. Не исключалась, как первоначально полагали в резидентуре ГРУ в Осло, и возможность его вербовки.

С Бьорном Кристиансеном мы сошлись характерами. Оба были морскими офицерами с прямым и открытым нравом. Оба были большими охотниками выпить и закусить. Ну а на «Элме» у меня всегда был приличный запас и черной икры, и севрюги, и русской водки. Сухой лед даже в самую жаркую погоду обеспечивал хорошую сохранность продуктов и нужную температуру для отборной пшеничной водки. Что же касается тем для дружеской беседы, то их было при каждой нашей встрече более чем достаточно.

Оставив вдали берег Осло, мы, как правило, швартовались в одном из небольших заливчиков в глубине Осло-фиорда, где воздух всегда чист и прозрачен. А ключевая вода из горного ручья вкусна и свежа. Там морской ветер доносил со скал терпкий сладкий запах сосны. Там нам никто не мешал.

Я разводил в мангале огонь и над раскаленными углями укладывал нанизанные на шампур ломтики ароматного шашлыка, сдобренные перцем, солью и уксусом. Нежная и сочная баранина запивалась холодной пшеничной водкой, после которой резкость крепкого напитка снималась бархатной и нежной белужьей икрой, обволакивавшей горло соленым и пряным, ни с чем не сравнимым вкусом.

Политика и военные дела, на первый взгляд, занимали в наших разговорах не слишком много места. Мы рассуждали о жизни и природе, об увлечениях и разочарованиях, о людских пороках и талантах. Нам было несложно найти общий язык. Мы были во многом похожи. Но если бы и не были, моя задача оставалась неизменной: сблизиться с норвежцем и определиться в вопросе о возможности его вербовки.

Начальство в этом деликатном деле меня не торопило, понимая, насколько это непросто. Я же внимательно изучал своего знакомого, каждый раз задавая себе один и тот же вопрос, — удастся ли мне это сделать, возможна ли вербовка, пришло ли время для нее или все еще нет?

Пробным камнем в ответе на этот вопрос были беседы о членстве Норвегии в НАТО. Затевал я их крайне редко, внимательно прислушиваясь к ответам вице-адмирала.

— Я, как и вы, тоже против слишком крепких объятий НАТО, — говорил мне норвежец. — Я также против атомного оружия в наших фиордах. Но никак не против Североатлантического союза. Есть политики, которые самодовольно утверждают, что мы маленькая страна и от нас ничего не зависит. Ерунда! Ведь и малый народ может сделать большое дело.

Мы кое в чем соглашались, в чем-то расходились и поднимали тосты за процветание Норвегии, за советско-норвежскую дружбу.

Порой во время дискуссий с Бьорном я пытался разыграть «немецкую карту».

— Вам ведь самым бессовестным образом навязали союз с бывшими нацистскими преступниками, — утверждал я. — Неужели вы так быстро забыли уроки последней войны? Разве вы мало хлебнули горя в те годы? Ваш премьер Герхардсен чудом остался жив в фашистском лагере смерти в Заксенхаузене. Король Хокон Седьмой был вынужден скрываться в изгнании на Британских островах. А теперь на ваших военных базах снова стали командовать бывшие гитлеровцы. Такой ли союз действительно нужен Норвегии?

Однако если несколько лет спустя этот пропагандистский прием в Англии увенчается успехом в моих беседах с сэром Колином Кутом, то в дебатах с Бьорном Кристиансеном он не был столь эффективен. Антигерманский фронт в союзе с норвежским вице-адмиралом мне создать не удалось.

Тем не менее, пикники в Осло-фиорде приносили свои плоды. Порой мне удавалось выудить у своего собеседника интересную информацию, порой совершить запланированную утечку советских «секретных» сведений. Ведь дезинформация тоже помогает разведке получать неплохие результаты.

Еще одним постоянным пассажиром «Элмы» был Калле Рог — крупный норвежский бизнесмен, заядлый автомобилист и лошадник. Для меня он оказался своего рода местным доктором Уардом, верным поводырем по кругам высшего общества Норвегии. В память о друге я на всю жизнь сохранил подаренную норвежцем бронзовую статуэтку его любимого скакуна, выигравшего на бегах и в Норвегии, и за рубежом не одну скачку для своего хозяина.

Калле Рог удивлял своими гигантскими размерами. Весил он никак не меньше десяти пудов. Один за столом мог съесть целого барана и выпить ведро пива. Но был при этом на удивление подвижен и энергичен, как цирковой клоун.

Однажды Калле Рог возвращался из деловой командировки в Лондон. Я встречал его в аэропорту Осло. Норвежец вышел мне навстречу после таможенного контроля довольный и веселый.

— Привет, Юджин, — прокричал он так, что стоявшие вокруг пассажиры невольно переглянулись. — Я их всех надул и провез с собой три бутылки виски.

— Не может быть. Ведь таможней разрешено только две.

Калле Рог радостно похлопал себя по огромному животу и, хохоча, добавил:

— Ну и что! Ведь третья-то уже здесь.

Прежде чем пройти таможенный контроль, он осушил одну из трех купленных им беспошлинно в аэропорту бутылок шотландского виски. Впрочем, для такого гиганта, как Калле, это было делом простым и привычным. Все равно, что для простого смертного опрокинуть рюмку-другую.

Калле Рог был для меня хорошим подспорьем. Перед массивной фигурой этого бизнесмена открывались двери любых норвежских кабинетов. Он познакомил меня со многими нужными людьми. Это чертовски экономило время, которого мне в Норвегии нередко не хватало.

Кроме того, Калле Рог был ходячей энциклопедией по норвежскому бизнесу. Курсы акций ведущих мировых компаний, биржевые перспективы того или иного предприятия, капиталовложения и долги, процентные ставки и налоговые обязательства — все эти данные хранились в его огромной голове надежно, как на компьютерных дисках, появившихся на планете много позднее.